Александр Легков: "Я просил Рето и Изабель позволить мне больше времени проводить с семьей, но они не пошли мне навстречу"

Опубликовано: Журнал №65

К фигуре Легкова в послеолимпийском сезоне было приковано особое внимание общественности: во-первых, Александр был единственным российским лыжником, выигравшим в предыдущем сезоне на домашней Олимпиаде золото, а во-вторых, после завоевания этого золота Александр в середине подготовительного сезона довольно неожиданно расстался с тренерами, с которыми совсем недавно покорил эту вершину. Что получилось и что не получилось в послеолимпийском сезоне у лидера нашей команды?

— После Олимпиады вы не отмечали победу, а продолжали выступать, бороться за высокое место в общем зачете Кубка мира, но когда сезон был завершен, волна чествований вас всё же настигла. Тяжело ли было начинать подготовку к новому сезону?

— Да собственно каких-то громких и продолжительных чествований и не было, так что тренироваться я начал нормально и хорошо, добросовестно выполнил весь объем запланированной работы, не считая каких-то небольших болячек, простуд. Тяжелый год был после Олимпиады. Кто-то может сказать, что я не справился с медалями, но это не так. С медалями я как раз справился, но просто мне хотелось больше времени проводить со своей семьей.

— Пришлось ли вам прикладывать какие-то усилия, чтобы сохранить группу с тренерами Рето Бургермайстером и Изабель Кнауте?

— Конечно, по весне я прикладывал для этого очень много усилий, разговаривал, спрашивал, просил. Много чего было сделано, не два слова...

— А вы понимали, что это будет за группа, что в неё войдут новые ребята, а ваш напарник Илья Черноусов наоборот её покинет?

— Конечно, ещё весной всё это обговаривалось.

— Как у вас проходили первые летние месяцы работы?

— С тренерами у нас были небольшие разногласия, но тренировки проводились в полном объёме, вся работа выполнялась, а в остальном... Не хотелось бы вдаваться в подробности, но небольшие разногласия присутствовали.

— Тренеры требовали от вас большей самоотдачи и в свободное от тренировок время?

— Конечно, они же профессионалы своего дела и требовали профессионального подхода и от меня. Я, конечно, профессионально подходил к тренировкам, я просто не умею по-другому. Но в свою очередь я тоже поставил определенные условия, которые были необходимы мне. Я в них очень сильно нуждался.

— Что это были за условия?

— Побольше быть с семьей, больше я ничего не просил. Я не требовал чего-то запредельного, сверх меры. Честно говоря, стараюсь забыть этот период моей жизни. Например, просил быть на сборе не 20 дней, а две недели, а остальное время тренироваться дома. То есть просьбы мои были человеческие, абсолютно жизненные, но мне не пошли навстречу...

— А Максиму Вылегжанину в то же самое время разрешили проводить сборы полностью дома...

— Ему с его тренером удалось найти в этом вопросе компромисс. Я же со своими тренерами общий язык найти не сумел, поэтому получилось вот так. Плюс к этому добавились проблемы, связанные с переездом на новое место, обустройством, бытом. Так получилось, что долгое время пришлось жить на съемных квартирах и так далее.

— А горящие глаза партнеров по тренировкам не подхлестывали?

— Так они и должны у молодых гореть. Да и не только у молодых — у всех. Иначе для чего мы вообще в сборной команде? Чтобы подхлестывать друг друга. У меня они тоже горели, но горели немножко по-другому.

— Осенью вы говорили, что на тестах, тем не менее, добиваетесь лучших показателей, чем были перед Олимпийскими играми в Сочи?

— Да, в одновременных ходах у меня были более высокие показатели, но, к сожалению или к счастью, показывать высокие результаты в тестах — не значит выигрывать на лыжне. Тест можно пробежать хорошо, найти в себе силы, но от сбора к сбору идет наслоение нагрузки, и зимой сказалось именно наслоение: психологическая усталость за предыдущие годы, летние переживания... И зимой всё рухнуло!

— Может быть, пока вы были в команде, несмотря на разногласия с тренерами прогресс был, а потом, когда осенью вы всё-таки расстались, это выбило из колеи?

— Я осознанно сделал этот шаг и не жалею об этом. Конечно, стало сложнее, в какой-то момент я почувствовал, что остался один. Здорово, что сборная команда помогала мне во всем, делали все возможные вещи, чтобы мне помочь. Кто-то делал массаж, кто-то занимался моими лыжами и так далее — и в тот момент было очень важно, что меня не оставили, помогали мне.

— На вкатку вы отправились в Финляндию со спринтерской группой Юрия Михайловича Каминского. Так и было запланировано?

— Нет, конечно, я должен был ехать в Швецию, в Кируну, но так как всё оборвалось, пришлось оперативно принимать решение и искать место, куда поедет команда, где будут массажисты, смазчики. Тренироваться-то я могу и один, но в обеспечении тренировочного процесса требуется помощь, поэтому я и выбрал то место, куда поехало больше всего наших спортсменов, у которых есть сервис, восстановление.

— И тем не менее и этот сбор вам пришлось прервать и вернуться в Москву...

— Да, у меня была проблема с пахом, которая проявилась еще летом. Но тогда она была незначительная, а когда зимой началась серьезная работа, проблема дала о себе знать. Можно, конечно, было найти врачей и в Финляндии, но я понимал, что мне нужны именно те врачи, которые меня уже смотрели и знают.

— То есть всё равно, пусть и маленький, но сбой?

— Да, тоже маленький сбой, и он меня тоже немного выбил из колеи.

— Какие ощущения были, когда вы вышли на первый контрольный старт?

— Хорошие. Я выиграл коньковую гонку, сам был этому сильно удивлен, но понял, что со мной всё в порядке.

— А Кубок мира?

— Это уже был следующий этап. Видимо, на одну гонку сил хватило, а дальше пошло наслоение. Не восстановился после первой гонки и пробежал неудачно (30 место в гонке на 15 км классическим стилем — прим.ред.). Наверное, так был готов, что на некоторые гонки мог хорошо собраться, а дальше требовалось больше времени для восстановления.

— Какие вы вообще ставили перед собой цели на сезон? Медали на чемпионате мира или борьба за Кубок мира? Может быть, какие-то другие?

— В максимальной готовности я планировал подойти именно к чемпионату мира. Я хорошо понимал, что не сделал достаточно, чтобы быть готовым бороться за общий зачет Кубка мира.

— После расставания с Рето Бургермайстером и Иза­бель Кнауте с вами остался человек, который до этого все годы писал вам тренировочные планы и фактически являлся вашим настоящим тренером (к моменту публикации данного интервью стало известно, что это был немецкий специалист Маркус Крамер — прим.ред.). Как он отнесся ко всем этим коллизиям, которые с вами происходили?

— Он относился к этому философски. Поддерживал, как мог, помогал и всё прекрасно понимал. Понимал, что всё было не просто так.

— План подготовки с учетом меняющихся обстоятельств как-то корректировался?

— Да, всё корректировалось, всё делалось, как надо. Еще раз повторю, мне очень нравится, что он относился к возникшим обстоятельствам как к данности, не пытался их изменить, а старался просто учитывать их. Его помощь и поддержка мне очень помогли.

— Если он такой хороший человек, не было ли желания работать с ним официально?

— На тот момент нас устраивало всё, как было, и другие варианты нами даже не обговаривались.

— Ваше участие в чемпионате мира не обсуждалось, у вас был карт-бланш в подготовке, или вопрос отборов перед вами всё же стоял?

— Если бы я бежал очень плохо, то меня бы не взяли. И это понятно — какой смысл меня брать, если я никакой? Но последние гонки, где можно было отобраться на чемпионат мира, я пробежал пусть и не со своим результатом, но всё-таки достойно. И на фоне нашей команды смотрелся неплохо.

— Вы имеете в виду гонки в Рыбинске?

— Да, в Рыбинске (на ЭКМ в Рыбинске Александр Легков занял четвертое место в гонке на 15 км свободным стилем и седьмое место в 30-километровом скиатлоне — прим. ред.) и на этапе Кубка мира в Эстерсунде за неделю до начала чемпионата мира. Так что я по-честному отобрался, но, повторюсь — если бы я бежал плохо, никто бы меня за былые заслуги на чемпионат мира не взял. Чтобы выступать на таких соревнованиях, надо быть готовым очень хорошо.

— Волновались ли вы, что можете не показать достойных результатов и вовсе пропустить фалунский чемпионат?

— Волнение есть всегда: и в олимпийские годы, и раньше — никогда у меня не было такого, что я точно еду на тот или иной старт. Мне всегда надо было доказывать, и в первую очередь самому себе, что я еду туда не просто так. Всегда нужно было отбираться, а волнение — это постоянный спутник любых стартов, тем более отборочных.

— И тем не менее вы целенаправленно готовились именно к чемпионату мира, не размениваясь на подготовку к отборочным стартам?

— Нет, если бы я не готовился к Рыбинску, я бы и там пробежал не очень хорошо. Дело в том, что на Тур де Ски я заболел, и после этого целенаправленно готовился именно к этапу в Рыбинске, чтобы именно там хорошо пробежать, чтобы у меня там была нормальная форма. Фактически я подводился к этапу Кубка мира в Рыбинске. Просто так хорошо не пробежишь, чтобы хорошо бежать, нужно делать определенную подводящую, скоростную и другую работу.

— Где проводилась подготовка к рыбинскому этапу?

— Я готовился в подмосковном Пересвете, где сейчас строится и частично уже построен лыжный центр с гостиницей, лыжной и лыжероллерной трассами, системой оснежения и многим другим. Там мне помогали во всем: и массаж делали, и питание шикарное обеспечивали, и так далее. Вообще в этом году Пересвет для меня был вторым домом, потому что я там провел, наверное, больше времени, чем дома или на сборах. В моем номере в гостинице всё время были мои вещи, и я их забрал в свой новый дом, который тогда еще строился, только в апреле.

— То есть в Пересвете уже сейчас можно полноценно готовиться к соревнованиям самого высокого уровня?

— Да, это так. Там шикарно готовят трассу, до 10 часов вечера работает освещение. Для лыжника подготовка трассы тяжелым ретраком — это самое главное. А уж подъемов, чтобы провести необходимую работу, там предостаточно. Скоростную работу я проводил на отрезках трассы с подъемами, а на вторых тренировках откатывался по всему кругу — он там был больше 10 километров. Для восстановления там были и массажные столы, и сауна, и полноценное питание. Там очень здорово!

— Когда вам сказали, что вы едете в Фалун?

— После этапа Кубка мира в Рыбинске ко мне подошла президент Федерации лыжных гонок России Елена Вяльбе. Она сказала, что я пробежал неплохо и заслужил поездку на чемпионат.

— И с того момента началась целенаправленная работа по подготовке к Фалуну?

— Да, я почти сразу уехал с женской командой на сбор в Идре, провел там очень хорошую работу и, на самом деле, был очень неплохо готов. Я же сам себя уже очень хорошо чувствую, и было ощущение, что всё может для меня закончиться очень даже хорошо.

— И как вы чувствовали себя перед первой гонкой в Фалуне?

— Перед первой гонкой (скиатлон — прим. ред.) я чувствовал себя хорошо, только я её не побежал и начал готовиться к пятнашке.

— Почему не побежали?

— Не мне судить, справедливо это или нет, но побежал Станислав Волженцев, который опередил меня в скиатлоне на всё том же этапе в Рыбинске (Станислав был в той гонке четвертым среди всех и вторым среди россиян — прим. ред.). А именно между нами двумя, как я думаю, и выбирали участников этой гонки. Правда, точно я не знаю, потому что ни с кем на данную тему там не общался и старался абстрагироваться от всего. Что мне говорили, то я и выполнял, не вступая в дискуссию: не ругался, не выяснял, продолжал заниматься своим делом — готовиться к дальнейшим стартам.

— Смотрели гонку, болели за ребят?

— Да, я в тот день уже сделал тренировку и полностью посмотрел гонку по телевизору в своем номере в гостинице.

— Не обидно было, что вы эту гонку не бежите?

— Я же не мог никак изменить эту ситуацию, поэтому какой был смысл волноваться и расстраиваться? В целом, я эту ситуацию воспринял достаточно спокойно. Конечно, было бы неплохо там стартовать, почувствовать себя, свою форму, возможно, даже показать хороший результат, хотя я не могу быть в этом уверен. Но какой-то обиды не было, всё было нормально.

— Но то, что вы точно побежите пятнашку, вы в тот момент уже знали?

— Да, когда всё решалось по гонкам, нам сразу сказали, кто какие гонки побежит, и я знал, что я побегу 15 км.

— Какой у вас был настрой на эту гонку, какой тактический план? Насколько я помню, у вас был не самый поздний стартовый номер, и вы стартовали раньше многих основных конкурентов?

— Да, номер был близкий, ведь весь сезон я бегал, скажем так, не очень хорошо. Так что откуда было взяться хорошему номеру? Но в остальном всё было, как обычно, как на этапах Кубка мира, на чемпионатах мира или Олимпийских играх. Готов я был неплохо. Помню, когда я бегал кросс перед этой пятнашкой, чувствовал, что ноги свежие. Была уверенность в том, что я буду бороться, был очень сильно настроен на эту гонку.

— И что же не сложилось?

— Даже не знаю, что случилось. Говорить, что лыжи не ехали, неправильно, что номер близкий — так Улссон выиграл, стартуя в самом начале (У победителя гонки Юхана Улссона был очень ранний 17-й номер — прим. ред.), а я стартовал 49-м, так что это тоже неправильно. Было мягко? Ну да, когда я стартовал, снега уже нападало, и было мягковато.

— А вы можете бегать по мягкой лыжне или, как Алексей Петухов, очень сильно проигрываете на ней из-за техники?

— С одной стороны, по сравнению с более тяжелыми спортсменами мне на мягкой лыжне легче, с другой — с моей техникой, на мой взгляд, всё же лучше бегать по жесткой лыжне.

— Тем не менее вы всё-таки сумели завоевать право участвовать в эстафетной гонке, так как ваш результат был вторым среди российских участников. Серьезно настраивались на эстафетную гонку?

— Да, настраивался серьезно, но на эстафете был очень легкий круг для конькового хода. Плюс со мной на этапе бежали ребята, которые также очень хо­рошо прошли коньковую гонку: Глёрсен был третьим, Хеллнер — четвертым, француз Дювияр — одиннадцатым, то есть тоже ближе, чем я. Эстафету мне передали уже с отрывом от лидирующего трио, и я надеялся только на то, что поработаю в паре с финном, но когда через километр оглянулся, то увидел, что сзади никого нет. И как я ни старался, догнать соперников не мог. Вроде бы чуть-чуть подъеду к ним, а они поменяются, увеличат темп — и снова отрыв такой же, как и был. Потом опять сбавят, я начинаю приближаться, они снова меняются и снова отъезжают. То есть была такая вот рваная работа, и на таком легком круге я не смог ничего сделать.

— Наверное, вам нужен был огромный подъем, как в Сочи?

— Может быть, он бы и не помешал, но, повторюсь, и ребята, которые были впереди, были на тот момент сильнее, так как я им всем проиграл в личной гонке.

— Получается, что на двух гонках чемпионат мира для вас закончился?

— Нет, мне сказали, что я точно бегу полтинник, но я отказался от него, так как почувствовал недомогание. Поначалу я думал, что заболело горло, а оказалось, что это проблемы с зубом. Всё опять друг на друга наслоилось, и потом, когда я приехал в Москву, зуб пришлось вырывать. Раньше я всё это как-то перебарывал, переламывал. Очень много гонок провел с отравлениями, с простудами — просто выходил на старт и терпел, как мог. Даже иногда завоевывал какие-то близкие места, становился лучшим из наших, но цена таких выступлений для здоровья была очень велика. Раньше считал, что, даже если я заболел, должен любой ценой всё равно выйти на старт. Сейчас я несколько поменял свою жизненную позицию и понял, что ничего хорошего из этого не получается. Поэтому в той ситуации я принял решение отказаться от гонки.

— Тем более что желающих пробежать марафон, наверняка, было предостаточно?

— Я не общался ни с кем на эту тему и не знаю, кто был желающим, принимал это решение самостоятельно по своим личным причинам.

— Поэтому вы не вышли и на старт марафона Васалоппет, хотя ранее было объявлено, что вы собирались его бежать?

— Да, конечно, именно по этой причине я и не бежал. В тот момент у меня уже вырвали зуб, и я понимал, что хорошо я не пробегу. Я же не 20-летний мальчик, чтобы не понимать, что для хорошего результата в таком марафоне самочувствие должно быть идеальным, и даже малейший недочет может коренным образом повлиять на судьбу всей гонки.

Беседовал Андрей КРАСНОВ,
Отепя, июнь 2015 г.