Наталья Коростелева: Я сказала допинг-офицерам, что если они и на старт со мной собираются выходить, то пусть попросят у наших ребят лыжи

Опубликовано: Журнал №50

О перипетиях подготовки и выступления на Олимпийских играх в Ванкувере в своём интервью журналу «Лыжный спорт» рассказала бронзовый призер Игр в спринтерской эстафете Наталья Коростелёва.

— Что вам больше всего запомнилось на Олимпийских играх в Ванкувере?

— Это мои первые Игры и, прежде всего, запомнилось, что это особенные соревнования, и их нельзя сравнить с рядовыми этапами Кубка мира, на которые приезжаешь, выступаешь, собираешь вещи и уезжаешь. Здесь находишься в такой праздничной обстановке, очень много народу вокруг, представлены все виды спорта! Для меня в первые два дня всё было так непривычно, что такая большая столовая, так много спортсменов там, но потом адаптировалась, взяла себя в руки, успокоилась. Чувствуется, что статус этих соревнований очень высокий. Наверное, мои ожидания, с этим связанные, подтвердились.

— Как строилась подготовка к Олимпийским играм в Ванкувере, как прошел летне-осенний период подготовки?

— Подготовка была очень драматичной! У меня была очень серьезная травма ноги, надрыв связки. Я десять дней вообще ходила на костылях.

— Как так получилось?

— Я выполнила очень большой объем работы, дала сильную нагрузку на мышцы. В активный день отдыха мы пошли играть в волейбол, и я очень резко дернулась за мячом — кроссовок провернулся на резиновой поверхности (это было в Эстонии), и нога у меня просто развернулась в другую сторону. Хруст был такой, что страшно вспоминать. Я уже потом смеялась, что это мои спринтерские качества сыграли со мной злую шутку, а тогда я упала ничком, как подкошенная, и лежала.

Дело было в конце июня. Времени на лечение было катастрофически мало, и вдобавок к этому возникли еще и организационные проблемы — меня не захотели отпускать со сбора. Сказали, что у меня незначительная травма, хотя я даже пальцами на ноге не могла пошевелить. Тогда я заручилась поддержкой региона, за который выступаю, Тюмени, и еще меня очень сильно поддержал брат. Он сказал: «Поезжай в Москву и лечись, это важнее, чем какие-то подковёрные игры в команде!» Я уже собрала вещи, и в последний момент мне сказали: «Хорошо, мы тебя отпускаем» (смеется). Когда им уже деваться было некуда, я считаю.

Реабилитацию я проходила в Москве, на Иваньковском шоссе, там мне очень помогли. Также мне очень сильно помог Евгений Кадлубинский — я какое-то время ходила к нему на реабилитацию, и в один прекрасный момент он просто отнял у меня костыли и сказал: «Ходи». Было неимоверно больно, в жесткой лангетке, в кроссовке, как-то, что-то. Но в итоге он меня поставил на ноги. Тогда я отпросилась из больницы и поехала на следующий сбор. Я туда опоздала всего на три дня, но в итоге за опоздание мне влетело, хотя я предупреждала и объясняла, в чем дело.

— А откуда вы узнали о Кадлубинском?

— Мне его порекомендовал Миша Девятьяров, с которым он также работал. Мне очень понравилось, но, к сожалению, потом у меня не было возможности с ним встретиться, потому что у нас никогда нет времени.

— И что было дальше?

— В итоге мы все-таки нашли общий язык со Смирновым. Он разрешил мне тренироваться индивидуально, делать то, что могу, не отходя от общей идеи плана. Я включала очень много тренировок на велосипеде, бегать начала только ближе к концу августа, и то километра по три-пять. В октябре уже ходила на имитацию, но тоже не более 10 км. А остальная подготовка сложилась как у всех, единственное, нам не повезло со сбором в Тауплице. Лыжня была очень мягкой, а нам надо было проводить скоростную работу. Мы и пытались её проводить, но из-за мягкой трассы работа была скорее не скоростная, а мышечная. Так что когда мы приехали на Олимпиаду, мышцы были очень тяжелые. В принципе, на этапе Кубка мира в Кэнморе это уже было заметно: не было той легкости, которая должна быть, чтобы бежать по жесткой трассе, а не вязнуть в снегу по колено. И это не образное выражение — снега в Тауплице действительно было по колено (смеется). Я просто отказывалась одна выходить на тренировку, и наш смазчик Дима Бичинев выходил вместе со мной, становился впереди, и вот так мы катались. Был очень сильный ветер, и если я шла одна, то меня просто сдувало. Так что я боялась там одна кататься (улыбается).

— Кого можно назвать вашим тренером в этом сезоне?

— Тренировалась я у Смирнова, но мы с ним вместе кроили этот план, адаптируя его под мои индивидуальные особенности. Но я уже не первый год так готовлюсь. Когда в команду пришел Алексей Прокуроров, у меня были проблемы со спиной и с коленями, и мы с ним постоянно изменяли тренировочный процесс, исходя из моих индивидуальных особенностей. В любом случае, всегда одним требовалось одно, другим — другое, и Алексей Алексеевич всегда на это шел. И если смотреть, начиная с 2006 года, когда мы с ним начали работать, результат у меня всегда рос.

— То есть в перспективе вы уже готовый тренер?

— Не знаю, не собиралась этим заниматься (улыбается). Максимум я пока только себя тренировала. Может быть, буду сыну помогать, если он изберет для себя этот путь.

— А образование у вас тренерское?

— Нет, я еще пока учусь. В этом году оканчиваю Тюменский нефтегазовый университет по специальности «Социальный менеджмент».

— То есть вы разрабатывали план тренировок, основываясь исключительно на личном опыте?

— Да, только на личном опыте, и на том, что я чувствую свой организм лучше, чем кто-либо другой.

— Давайте вспомним, какие гонки вы бежали на Олимпиаде?

— «Десятку» коньком. В дуатлоне я не бежала, потому что мы в этом году вообще отошли от «пятнашек». Готовились к спринтам и эстафете — то есть к коротким гонкам. Еще бежала классический спринт и две эстафеты. Причем, в спринте мне очень не повезло с этой историей с допинг-контролем, на который меня хотели отправить между забегами. Я просто не успела должным образом оттестировать лыжи, и очень хорошо было видно, что в полуфинале они у меня не ехали.

— Не могли бы рассказать о том, что там произошло, поподробнее.

— После четвертьфинального забега ко мне подошли допинг-офицеры и попросили расписаться в форме, по которой я в течение часа должна была явиться на допинг-контроль. Но я-то знала, что я финишировала второй, а не четвертой, как они мне говорили, и должна была стартовать в полуфинале. Я им сказала, что не понимаю их, ничего подписывать не буду, и что мне требуется переводчик. Так они за мной и ходили, пока я занималась своими делами: переодевалась, шла в смазочную кабинку за рацией. По рации я спросила, попала ли я дальше, и когда мне это подтвердили, то задала вопрос, имеют ли право забирать меня на допинг-контроль между забегами. На что я получила следующий ответ: «Если пришли, значит имеют!» То есть они всегда правы, а мы сразу лапки кверху и сдаемся. Но это было просто неприемлемо, и я так ничего и не подписала. В общем, каша заварилась порядочная, потому что меня всё-таки стали защищать. Пришел даже технический директор ФИС Йорг Каполь, но ему заявили, что он не является официальным представителем, поэтому его мнение не имеет никакого значения. Так они со мной до самого старта и ходили. Я их тогда спрашиваю:

— Вы со мной на старт пойдете?

— Да.

— Тогда попросите наших ребят, они вам лыжи выдадут (смеется)!

Ну, а как иначе было? Я хотя бы сама так успокоилась. Но пока все это происходило, у меня просто не хватило времени, чтобы как следует оттестировать лыжи. Мы попробовали их на подъеме на держание, а вот скольжение проверить не успели. И на первом-втором подъемах я чувствовала, что иду параллельно с Бьорген, и сил пока достаточно. На равнине в этом сезоне я себя очень хорошо чувствовала, так что уверенность была, но когда я выкатилась на стадион пятой, а потом меня еще объехали, и я финишировала шестой с отрывом, я даже не могла понять, что случилось. Но потом, когда посмотрела запись, то увидела, что лыжи очень плохо ехали.

— Расскажите о том, как для вас сложился командный спринт, в котором вы вместе с Ириной Хазовой завоевали бронзовую медаль? 

— Командный спринт тоже сложился очень драматично. На этой Олимпиаде буквально всё было против нас. Как я уже говорила, подготовка в Тауплице наложила свой отпечаток на мышцы, и их у меня неожиданно начало сводить. Причем, сводить начало в тех местах, в которых до этого не сводило никогда. Что можно сделать, если начинает сводить стопу в коньковом ботинке?! Ничего! Мне между забегами массажист пытался встряхнуть ноги, а я буквально кричала, чтобы меня не трогали. Мне было очень больно, и сделать ничего нельзя было. Это всё происходило в полуфинале. Тут, наверное, сыграло свою роль еще и то, что Ирина, когда стартовала, сразу отстала и финишировала с отрывом метров в пять. У меня в этот момент одна мысль была: «Началось! Опять догонять!» Бегу и думаю: насколько хватит сил, получится ли догнать? Догнала, приехала, передала эстафету. Смотрю, на втором отрезке Ира вроде держится. Пробежала свой второй отрезок, прибегаю — сводит ноги, не могу терпеть! Я тренерам говорю: «Я не добегу!» Боль была просто дикая, как будто кнопок в ботинок насыпали, у меня аж слезы из глаз текли. Видимо, это произошло из-за того, что на первом отрезке мне пришлось догонять, и был очень сильный выброс молочной кислоты в мышцы. К моему последнему отрезку уже появилось отставание, и стало понятно, что в первую тройку, которая проходит в финал автоматом, мы не входим. Но тренеры сказали мне, что у нас есть небольшой запас по времени перед первым забегом, и надо постараться как угодно, но добраться до финиша, что я и сделала. Старалась, как могла, изо всех сил. Потом меня разминали, мазали — стопа была просто деревянной!

Ну а в финале же всё сложилось немножко по-другому. Мы с Ириной поговорили между забегами. Я ей:

— Ты что делаешь? Почему такой большой отрыв?

Она:

— Иди спокойно, как мы с тобой договаривались. Я чувствую, что могу этот отрыв в любой момент ликвидировать.

Так и поступили. Я ехала спокойно, не дергалась, не стремилась догнать первую, потому что у Ирины якобы нет сил. Спокойно догоняла или даже оставляла тот же разрыв, и когда мне Ирина передала эстафету в последний раз третьей, у меня не было мыслей, что надо удержать это третье место. Я четко понимала, что надо бороться за победу, догнать первую и вторую, и чисто психологически мне это очень помогло. Меня мама всегда учила, что если оглядываешься назад, тебя обязательно обгонят. Я даже не знала до того, как посмотрела видеозапись, где была итальянка, как она мне наступала на пятки, когда отстала... И даже на финише я боролась до последнего, не видела, что она бросила бежать. А на последнем подъеме мне здорово помог наш смазчик Олег Кочетков, который крикнул: «Давай! Ты можешь! Лыжи у тебя едут лучше!» Вот из таких психологических нюансов и сложилось наше выступление. Из мелочей сложился большой успех, не зря же говорят, что мелочей в спорте не бывает. По кирпичику и складываются победы.

Забыла сказать, что накануне мы с Ириной очень долго тренировали передачу эстафеты. На этой тренировке было всё: и падения, и палку она мне чуть не сломала, и Ира даже штаны себе умудрилась порвать (смеется). Мы тренировались, мы готовились, и мы заслужили и заработали эту медаль! Я после финиша получила столько СМСок, в которых писали, что я действительно её заслужила после стольких травм, операций. И молодые девчонки из команды, которые видели, как я готовилась, писали об этом — это, конечно, было очень приятно.

— В семье были рады за вас?

— Конечно, тем более, в один день мы завоевали аж две медали с разницей в полчаса. Родители ещё ладно, я знала, что они это переживут, а вот за деда я очень переживала (смеется). Ему 75 лет, и конечно, такое эмоциональное потрясение ему могло быть тяжело перенести. Но всё обошлось (улыбается).

— Ваш дедушка всё время болеет за вас у телевизора?

— Конечно, всё время смотрит, болеет. А в детстве мы с Колей с ним и на лыжах постоянно бегали, старались его обогнать.

— Как отреагировал ваш сын?

— Конечно, он тоже был рад. Правда, финалы он не смотрел, лёг спать, но когда с утра ему сказали, что мама с Колей выиграли по медали, он прыгал на кровати и кричал: «Ура! У меня теперь две медали!»

— Как вы считаете, почему у нашей сборной на титульных соревнованиях уже очень давно не получается хорошо выступить в эстафете?

— Трудно сказать. Мы ведь судим субъективно, потому что находимся внутри команды. Например, несколько раз меня не ставили в эстафету, не только в большую, но и спринтерскую. В Саппоро я готовилась именно к эстафете, но меня туда не поставили, в Либереце — то же самое. В принципе, в Либереце на третьем этапе еще можно было что-то сделать, но на тренерском совещании Анатолий Михайлович Чепалов сказал, что Юля готова, и никто не стал с ним спорить. Поэтому, повторю, мне объективной быть очень трудно.

Беседовал Андрей КРАСНОВ,
Москва, июнь 2010