Юрий Каминский: Я сказал после Ванкувера Крюкову и Панжинскому: «Буду искать теперь тех, кто сможет вас обыграть»

Опубликовано: Журнал №50

С Юрием Михайловичем Каминским мы повстречались в Дёмино, в середине лета, буквально через считанные дни после того, как на Дёмино обрушился сильнейший ураган, выкосивший здесь до 90 процентов деревьев. Плюс — в среднюю полосу России пришла жара, какой не было здесь, если верить метеорологам, более века, то есть за всю историю наблюдений. Команда Каминского (впрочем, как и группы Седова-старшего, Перевозчикова) тренировалась по утрам, до завтрака, пока не поднималось солнце. А во второй половине дня — лишь технические, проводимые в щадящем режиме, тренировки. Вот и наш разговор с Юрием Михайловичем состоялся после окончания второй тренировки, прямо на лыжном стадионе. Мы устроились у подножья пьедестала почёта в тени, отбрасываемой зданием пресс-центра, и я достал свой диктофон...

— Юрий Михайлович, развейте, пожалуйста, мои сомнения. Мне показалось, что Алексей Петухов с Николаем Мориловым в спринтерской эстафете не показали всё, на что они были способны, не всё там были исполнено ребятами безукоризненно, показалось, что тактически они проиграли эту гонку. Я понимаю всю ущербность такой позиции, понимаю, что и тот, и другой впервые стали призёрами Олимпийских игр, понимаю, что для обоих это грандиозный успех, и всё равно не могу избавиться от ощущения, что они в этот день были способны на большее. Насколько эти мои ощущения соответствуют действительности?

— Там сложилось много разных мелких моментов, много каких-то микроскопических неточностей, которые в конечном итоге повлияли на результат.

Первой такой неточностью стала тактика, которую они поменяли в последний момент. Впрочем, понятно, что они там пытались хитрить, искали варианты. Потому что все давным-давно привыкли, что Петухов на своих этапах атакует, а Морилов, как может, поддерживает его. Но в то же время соперники и очень боялись наших ребят, потому что все считали, и вполне справедливо, что если индивидуальный спринт так уверенно выиграли Крюков и Панжинский, значит и Петухов с Мориловым в хорошем состоянии, хорошо готовы. Вообще, по всему чувствовалось, что иностранцы нас боятся. Потому что, сами видели, когда стартовали в финале — Петухов оказался первым, пошёл медленно, но никто не захотел его обходить.

— Это была ошибка со стороны Алексея?

— На первом этапе нет. На первом этапе скорость не главное, там важно вкатиться. Как раз для Петухова резкий старт не очень желателен, хотя он готов был выдержать любую скорость. И Коля Морилов тоже был очень прилично готов. Об этом можно судить даже по этапу в Осло, когда они были уже на выходе из оптимальной формы — там оба выступили вполне достойно: заняли второе и четвёртое места. Петухов там, кстати, опять тактически проиграл, но сейчас не будем на это отвлекаться.

И, конечно же, они неправильно действовали на третьем и четвёртом этапах, когда повели себя пассивно. Все полезли вперед, почувствовали, что можно.

СТОКГОЛЬМ  2010 год, Стокгольм, этап Кубка мира, спринт. Прошло две недели после Ванкувера. Это была знатная битва. Петтер Нуртуг вышел на классический спринт на... коньковых лыжах, без мази, двигаясь вперёд только одновременным ходом. Это был вызов всем, игра в орлянку — смогу, не смогу, обману, не обману? Сумел! Петтер Нуртуг обыграл на коньковых лыжах всю элиту мировых лыжных гонок, обманул абсолютно всех. Кроме... Кроме олимпийского чемпиона в классическом спринте Никиты Крюкова. Награду за победу над королём лыж олимпийскому чемпиону Никите Крюкову вручил сам король Швеции Карл XVI Густав. Иван ИСАЕВ

— А что, Петухову надо было не разрешать?

— Петухову надо было, что называется, вовремя топнуть ногой. На последнем подъёме на первом этапе всё это было хорошо видно, там как раз напротив меня всё происходило. Я хорошо видел этот момент, когда Петухов шёл первым, за ним Нуртуг. Нуртуг оглядывается — никто не хочет атаковать. Он, видимо, думает: раз никто не хочет, я пойду. И Нуртуг вышел, чуть-чуть всех подразогнал, и сразу все за ним и полезли. Наши ребята при этом сразу же оказались на 7-8-9 местах, что с тактической точки зрения было невыгодно, можно было много потерять на передачах. То есть, если, допустим, на этапах Кубка мира обычно команд 5–6 бывают готовы примерно одинаково, и всё там решается на последних кругах, то здесь к высоким скоростям оказались готовы уже 10 команд, все перестроения усложнились. К тому же, когда наши передавали эстафету с 4-го этапа на 5-й, у Алексея произошла осечка — он попытался перестроиться, и ему срубил конец палки француз. Кстати, правила-то нарушил сам Петухов, потому что француза он немножко подрезал. Тут нам повезло, что французы не подали протест, просто у них в этот день медалями и не пахло. Мы потом смотрели повтор, и было видно, что можно было даже снимать Петухова за нарушение правил. Но поскольку там он руки демонстративно поднял вверх, это его и спасло.

— Вернемся к эстафете.

— Да. И здесь пока Алексей выбирался, опять же чуть-чуть не доработал, получается, с этой палкой сломанной. Передача у него получилась — где-то 7–8-м, и Коле там уже очень тяжело было выбираться — его всё время загоняли на мягкий снег, соперники его всё время поджимали, не давали пройти. Было видно, что он вправо уйдёт — его закроют, попробует влево уйти — то же самое. В итоге, по-моему, он где-то пятым передал. А Петухов если что-то сделать мог, то в основном на первом подъеме, всё остальное было более или менее легкое. На последнем подъеме он начал уже от Нуртуга отрываться, но один-два метра, которые у него были — это не та фора, которую Нуртуг не может ликвидировать. Норвежец его на повороте на последнем спуске к стадиону догнал и вышел вперед, и там уже было понятно, чем дело закончится.

— Лёша не сдался в этот момент? Или чисто технически, функционально не мог уже ничего другого показать?

— Нет, не сдался. Он, получается, весь круг отработал, пытаясь оторваться. Естественно, на финише он выглядел уже чуть слабее. Ну, а что может на финише Нуртуг — мы все знаем.

— Говорят, вы массировали спортсменов в зоне передачи эстафеты, вместо того, чтобы стоять на трассе?

— Там получилась целая история: массажиста нашего, Валерия Попова, дисквалифицировали за то, что он во время кормления сделал лишний шаг. А он перепутал номер-накидку и был в этот момент не со своим номером, а с номером доктора. Поэтому дисквалифицировали и его, и человека, с номером которого он вышел на трассу. То есть сразу двоих человек, которые у нас могли массировать спортсменов между забегами. Поэтому мне пришлось встать в зону передачи и выступить в роли массажиста. Обычно я стараюсь встать там, где решается судьба забега. На индивидуальном спринте я стоял на верхушке первого подъема и после того, как там проходили спортсмены, переходил сразу же на середину второго подъема.

— Можно было? Пускали?

— Да, пускали. И этот вариант оказался оптимальным. Я, кстати, во время финального забега вовремя подсказал ребятам, что они отрываются от Нуртуга. Было видно, что Нуртуг начал терять ход, техника у него начала ломаться, где-то он чуть плечами начал водить, то есть появились движения, которые говорят о том, что он идёт уже в полном напряге. И я им об этом подсказал. Крюков потом мне рассказывал, что весь остаток подъёма, пока он бежал, у него в ушах стоял мой крик о том, что они отрываются от Нуртуга.

— Вы перескочили, об индивидуальном спринте я хотел расспросить вас чуть позже.

— Я это к тому, что тренеру очень важно во время забега быть на трассе, на ключевом её участке — иногда можно очень сильно помочь спортсмену. То есть если бы я не массировал в этот день спортсменов, я бы встал, наверное, на середину первого подъема, потому что там надо было подстегнуть Лёху, чтобы он добавил, как мог. Если ему и было где отрываться от всех, то только там.

Вообще-то, всё, что я сейчас говорю, нами не один раз было обговорено, отрабатывалось в тренировках. Но вот так задавил их олимпийский груз ожидания... Им, конечно, тяжело было после того, как Никита с Сашей выиграли индивидуальный спринт, они выходили на старт в роли явных фаворитов, и это пережить было очень сложно.

4 СЛОМАННЫХ РЕБРА  На разминке словенка Петра Майдич не вписалась в крутой вираж на спуске и вылетела с трассы, сломав четыре ребра. Словенская делегация обратилась в оргкомитет соревнований с просьбой разрешить Майдич стартовать последней из гонщиц, чтобы было хоть какое-то время на восстановление, но до самого последнего никто не был уверен, сможет ли словенка вообще выйти на старт. Впрочем, точного диагноза тогда никто не знал. Понятно было лишь одно: фактически гарантированная медаль уплывала от действующего на тот момент лидера женских лыж в спринте. И всё-таки Майдич преодолела себя и появилась на старте. В квалификации она показала 19-е время и получила возможность продолжить борьбу, однако после того, как она пересекла финишную черту, представители команды унесли её под руки. Так случалось после каждого забега до самого финала, в который она попала во времени — «лаки лузером». Петра кричала от адской боли, и каждый раз все с замиранием сердца ждали: выйдет или не выйдет? И она выходила, боролась, корчилась от боли после финиша и снова выходила на старт. Уверен, что для всех эта бронзовая медаль Майдич стала медалью с золотым отливом. Сама же Петра назвала её бриллиантовой. Андрей КРАСНОВ

— Оба не справились?

— Я бы не стал говорить «не справились». Я бы сказал — не хватило им такой, знаете, холодной расчётливости. Нельзя сказать, что они совсем потерялись. Совсем они, в общем-то, не провалились всё-таки.

— Ну да, бронзовые медали Олимпиады для обоих — огромное достижение...

— Да, это неплохое достижение. И всё-таки, исходя из того, что они могли именно в этот день показать, мы вправе были ожидать от них большего. Но, видите, роль лидеров сезона... Тяжело им оказалось это пережить.

— То есть у них не было какого-то большого тактического провала, а в разных компонентах не хватило по чуть-чуть?

— Да, везде понемногу они чуть-чуть хуже сделали, чем могли бы. И получилось то, что получилось.

— А если отсюда перекинуться к Никите с Сашей? Там совсем наоборот получилось?

— А там наоборот. Я бы даже сказал, что по уровню концентрации, по уровню настроя на гонку и Панжинский, и Крюков произвели на меня большее впечатление. Не зря Панжинский последнее время перед Олимпиадой жил с Крюковым в одной комнате. Я Саше, кстати, и подсказывал — ты, мол, смотри, как Крюков к соревнованиям готовится, настраивается.

Тут нужно сказать, что Крюков у нас в команде лучший по подготовке, по настрою, по концентрации. Может быть, ещё Колю Морилова с ним можно рядом поставить. Но все-таки Крюков повыше стоит в этом плане.

Так вот, Панжинский в последнюю неделю перед стартом прямо замкнулся — чувствовалось, что настраивается. Там, конечно, нельзя было сказать, что он никак не реагировал на окружающих, ни с кем не разговаривал, нет. Но поскольку я с ним не один год работаю, я это очень хорошо почувствовал, увидел. Мне в эти дни приятель из России позвонил — он знает наш спорт очень хорошо изнутри, болеет за нас, помогает. И он меня спрашивает: как там Панжинский? А я ему отвечаю — он, наверное, что-то задумал. Выиграть, наверное, хочет. И в итоге так оно и получилось (улыбается). Когда он выиграл пролог, тут, в общем, все очень сильно удивились. То есть он сумел, видимо, в эти последние месяцы и дни что-то недостающее у Крюкова почерпнуть, подсмотреть, сумел поймать эту концентрацию. У них получился хороший тандем, который создался, можно сказать, прямо на ходу, на глазах у всех.

Что касается Крюкова, то с ним-то как раз всё понятно. Мы на него рассчитывали, медаль эта на Олимпийских играх у нас заранее во всех планах стояла. К этому готовились, к этому шли. Конечно, хотелось выиграть медаль, причём не просто медаль, а именно золотую.

— Неужели верилось, Юрий Михайлович? Именно в золотую? Просто не могу поверить...

— После Отепя — да. Вот когда в Отепя он стал третьим, причем с явной ошибкой, стало понятно, что он с ними может приехать на финиш вместе. А на финише в классике он сильнейший, тут нет вопросов.

ОТЕПЯ  Старший тренер спринтерских сборных России Юрий Каминский рассказал нам, что парни бежали в этот день недовосстановившимися после очень серьёзной работы. И всё равно Никита Крюков сумел занять в этот день третье место, серьёзно потревожив на финише лидеров сезона Улу Вигена Хаттестада (№11, в красном) и шведа Эмиля Йонссона (в белом, №1). А московский лыжник и художник Иван Сухарев уже на следующий день отозвался на это событие своей очень симпатичной карикатурой. Иван ИСАЕВ

— Да ладно! Сильнее Нуртуга?

— А почему нет? По крайней мере, в классике он Нуртуга и в Стокгольме обыграл. (Задумывается, как бы размышляет). ...Думаю, да, сильнее. Именно в коротком финишном броске на 50–70 метров — он сейчас, пожалуй, лучший в мире. Но подчёркиваю — именно классикой, я в данном случае про конёк не говорю.

И поэтому мы рассчитывали... Ну, как рассчитывали? Хотели первого места, подразумевали его. Мы, правда, вслух старались не говорить об этом, но имели в виду, что он может выиграть. Для него очень важно было это понимание, что «могу». Да это и понятно было уже довольно давно: раз ты призёр этапов, значит, можешь где-то и выиграть. Правда, до Ванкувера не удавалось. Даже призёром он стал в первый раз только в этом году в Куусамо.

Мы с ним так рассуждали: сколько там стартов было в сезоне классикой? Три? И он 2 раза был третьим и один раз четвертым, то есть все время был либо на пьедестале, либо рядом. Это первое. И второе: мы перед гонкой в Отепя сделали в горах за неделю очень тяжелую тренировку. Спортсмены к Отепя не успели от нее полностью восстановиться, это я вам на сто процентов гарантирую — им где-то до 2 недель нужно было, чтобы отойти от той работы. А у них была — неделя. И понятно было, что есть еще какой-то резерв, что в Отепя они бежали на фоне нагрузки. Мы, кстати, потом еще и повторили эту работу прямо перед Ванкувером на сборе в Калгари. Получилось, что мы за 16 дней до старта на Олимпиаде сделали жёсткую силовую работу, зная, что в перспективе такая работа дает хороший отложенный эффект.

Вообще, в Отепя трасса немножко похожа на ванкуверскую. Там длинный финиш, подъем, и даже она немножко тяжелее, чем в Ванкувере. В Отепя Никита отставал на подъемах, то есть сказывалось недовосстановление после силовой работы. А здесь в Ванкувере я уже по Панжинскому ориентировался, потому что Панжинский в подъем сегодня — один из сильнейших спортсменов в мире. И когда мы делали совместные тренировки, Никита, в общем-то, от Саши не отставал на подъемах. То есть стало понятно, что Никита за это время здорово подтянулся в этом вопросе.

Конечно, в полуфинале у Крюкова проблема возникла*. Но я думаю, эта проблема возникла из-за того, что, во-первых, забег получился непредсказуемо быстрым. И, во-вторых, Никита там опять небольшую ошибку на финише допустил — снова пошёл за кем-то из спортсменов, сейчас не помню, за кем, и опять ему нужно было финишировать между ними. То есть повторил ошибку Отепя. Надо было выходить, может быть, на дальнюю лыжню. Но вообще-то спортсмену в этих вопросах всегда виднее, я так считаю. Потому что здесь еще и погода способна привнести свои сюрпризы. Иногда заранее смотришь — вроде бы вот эта лыжня лучшая. А во время соревнований по ней проехали несколько раз, и она уже становится не лучшая. То есть эти вопросы они решают сами уже, здесь я им даже не советую ничего в последнее время.

— По-моему, ребятам очень повезло, что Эмиль Йонссон бился с Нуртугом и Хаттестадом в другом полуфинале не на жизнь, а на смерть, и швед «накормил» норвежцев. Плюс у норвежцев был второй полуфинал, и у наших ребят было на 3–4 минуты больше времени для отдыха. Это так?

— Знаете, я очень не люблю, когда мой спортсмен занимает в квалификации 2-е место. Потому что, занимая 2-е место в квалификации, ты показываешь, что ты очень силён, возможности твои в этот день очень велики. Но при этом ты попадаешь в нижнюю часть сетки, и у тебя всё время сокращается время на восстановление. Вторым был Йонссон. И вы знаете, что он даже не дожил до финала.

Лучше быть третьим, еще лучше четвертым. Вообще, если у вас два спортсмена, идеально, если они занимают в квалификации первое и четвёртое места. Панжинский и Крюков в квалификации заняли именно 1-е и 4-е место. То есть им повезло в этом однозначно, у них были лучшие условия.

— Не переживали, когда Никита из своего полуфинального забега не прошёл в финал чисто, в числе первых двух?

— Там, понимаете, какая штука — полуфинал, в котором бежал Крюков, получился самым быстрым. В нём с четвёртого места в финал вышел даже Алексей Полторанин из Казахстана, который отстал от лидеров метров на 5, а Крюков-то приехал им в спину и даже пытался там ногу засунуть между ними. Так что тут мне всё было понятно, я даже, честно сказать, особо не волновался почему-то. Конечно, первый полуфинал лучше, это очевидно. Но не знаю, как было бы, случись всё наоборот. А то, что Нуртуг бился в своём полуфинале... Все бьются в полуфиналах, полуфиналов легких, особенно на чемпионатах мира и Олимпиадах, не бывает.

— А что вы кричали ребятам в финале? Вы на первом подъеме им успели что-то прокричать?

— Успел. Так получилось, что на первом подъёме я сработал на Панжинского, а на втором — на Крюкова.

— Расскажите, интересно.

— Мне Саша потом рассказывал, что на второй подъём он не хотел идти первым, хотел кого-нибудь пропустить вперёд. А я ему крикнул, что он отрывается, что просвет появился. И он решил бежать дальше на скорость, как говорится, без всяких хитростей.

— Решил прямо во время забега?

— Ну да. То есть когда он после первого подъёма уходил на спуск, я перехватил его, крикнул, и перескочил на второй подъем, там эти два подъёма параллельно расположены были. И я увидел, что Нуртуг начинает терять ход, у него начала ломаться техника. А там тяжелый выход из второго подъёма, они все шли в этом месте уже на пределе. И я им подкричал, что если они сохранят скорость, то оторвутся от него.

КЛЮЧЕВОЙ МОМЕНТ  Ключевой момент гонки. В середине второго подъёма — небольшое выполаживание. Впереди — самый последний крутой взлёт, двадцать метров равнины и спуск на стадион. Где-то здесь, впереди, буквально в десяти-пятнадцати метрах, за левой кромкой кадра, их уже ждёт Каминский, он уже кричит, он уже всё знает про Нуртуга. Если его парни не ослабят натиск, если они сейчас не затеют тактические игры друг с другом, если они будут «лупить» что есть силы, без оглядки, Нуртуг не выдержит, Нуртуг сдастся, и они выкатятся на стадион вдвоём, одни. Пять метров от Панжинского до Крюкова. И — те же самые пять метров от Крюкова до Нуртуга. И — всё ещё впереди. У нас нет возможности представить вам фотографию Каминского с этой точки трассы. Но мы отыскали на youtube.com видеозапись этой гонки и сделали скриншот с поставленной на паузу видеотрансляции. Качество этого «снимка» более чем посредственное, но всё же на нём - бегущий рядом с Крюковым и кричащий Каминский, убегающий вперёд Саша Панжинский и... отсутствующий в кадре Петтер Нуртуг. Здесь, именно на этих самых метрах дистанции русским тренером и двумя русскими гонщиками было определено, что «золото» мужского индивидуального спринта сегодня отправится в Россию. Потом будет финиш. Потом они будут решать меж собой, кто из них сегодня лучший. Но это будет потом. А мы благодаря прозорливости Каминского и бескомпромиссности парней ещё в начале финишной прямой уже знали — сегодня лучшей будет Россия. Иван ИСАЕВ

— Они это оба услышали?

— Не знаю как оба, но Крюков потом мне сказал, что весь выход из подъёма, а там еще оставалось, наверное, метров 30 или 40 и ещё метров 20 равнины, у него мой крик в ушах стоял. И Никита, видимо, для себя решил в эти секунды, что если он не отстанет сейчас от Панжинского, то как минимум серебряная медаль у него будет. А поскольку Никита знал, что он Саше никогда до сих пор не проигрывал финиш...

— Как это?

— Да, финиш он ему никогда не проигрывает. Все короткие отрезки в пределах 100 метров он у нас одновременным ходом у всех выигрывает.

— Что, абсолютно никогда не проигрывает?

— Да. Я бы сказал, что для того, чтобы Панжинскому у Крюкова выиграть финишную прямую, ему надо в начале этой прямой иметь отрыв не метр, а хотя бы метра три.

Тут ведь есть какая-то закономерность — тот, кто идёт следом, обычно и на спуске чуть-чуть лучше подрабатывает, и подкатывается поближе. Так оно и оказалось, Никита к Саше подкатился. Тут они попытались зачем-то устроить борьбу какую-то, начали перепрыгивать с лыжни на лыжню. Вот это был опасный момент, это они совершенно необдуманно начали делать. Тут Панжинскому уже нужно было бежать только на скорость, без оглядки, это его единственный шанс был, в том числе нужно было и равнину перед финишной прямой отрабатывать. Но, правда, тут нужно честно сказать: если Саша не сумел оторваться от Никиты на подъёме, шансов на финише у него было немного — на равнине Крюков сильнее. По всем тестам, по всем показателям он у нас на равнине всегда лучший.

— Как вы себя сейчас ощущаете в роли лучшего российского тренера Олимпийских игр Ванкувера? (Каминский недовольно морщится). Нет, но это объективный фактор, тут ничего не попишешь, это не я сказал. Об этом уже сказано много раз до меня, я думаю, вы это тоже слышали не раз. Что изменилось в вашей жизни, Юрий Михайлович? Стали вас больше критиковать, больше замечать, терзают интервью и пресс-конференциями?

— Конечно, стало трудней — приходится много выступать, вернее сказать, давать интервью. Но... Как-то я в этом плане без проблем переключился. Потому что впереди Сочи, и задачи ставятся на Сочи опять же самые высокие. А самая большая трудность, наверное, в том, что ждёшь каких-то серьезных изменений в нашей системе, в системе подготовки, а они как-то с трудом пока проворачиваются.

— Неужели вы сейчас будете критиковать нашу федерацию?

— Нет, я понимаю, что Елена Валерьевна Вяльбе сейчас только заступила на свой пост — тяжело с неё что-то спрашивать. Но трудностей много. Вот сейчас к нам приехала бригада, за что как раз хочу сказать огромное спасибо руководству министерства спорта, а именно —Александру Михайловичу Кравцову. Потому что машина, которая к нам сейчас приехала — это передвижная лаборатория, которая много чего может. Эта лаборатория, эта машина — пожалуй, единственная серьезная подвижка, которая позволяет на что-то надеяться в будущем.

Эту лабораторию возглавляет очень хороший специалист — Дмитрий Анатольевич Пронь. Мне вообще нравятся его рассуждения о том, как должно быть поставлено это дело. Он хочет, чтобы их передвижная лаборатория вышла на уровень максимальных возможностей, которые я бы охарактеризовал как просто чудесные возможности. То есть он действительно прекрасно понимает все нюансы подготовки.

Наверное, я неправильно сказал, что нет подвижек. Вот эта лаборатория — и есть первая серьёзная подвижка. А так по началу сезона мы как-то кувырком в него входили.

— А чего хотелось бы, Юрий Михайлович? Вы сейчас лидер тренерского цеха лыжной России. Когда-то так говорили про Бородавко, теперь говорят про вас. Вы можете сформулировать, что вам, сборной команде нужно, чтобы в Сочи обеспечить результат?

— Во-первых, нужно организовать нормальную систему отбора, чтобы у нас не было такого, что мы «вцепились» в одного или нескольких исполнителей и работали только с ними, позабыв про остальную Россию. Я вот даже нашим сегодняшним чемпионам говорю: «Я теперь буду искать тех, кто сможет вас обыграть». То есть самое первое — селекцию провести, на это время у нас ещё есть.

Второе: провести хорошее обследование спортсменов, которое позволило бы выявить их возможности, в том числе и психологические. Даже психологические возможности — как раз в первую очередь. Кстати, вот мы буквально сегодня беседовали с Пронем на эту тему, и сошлись с ним в общем мнении о том, что 50% успеха — это психология, и лишь остальные 50% — «физика», то есть физическая, функциональная подготовка. А мы психологической составляющей подготовки уделяем пока второстепенное значение.

И дальше следует вести этих спортсменов методически и искать что-то новое. Я очень люблю фразу из «Алисы в стране чудес»: «Для того чтобы оставаться на месте, нужно бежать изо всех сил». Так и нам — чтобы оставаться на лидирующих позициях, нужно постоянно искать что-то новое, что-то придумывать.

Вот у норвежцев, шведов есть смазочные трейлеры. У норвежцев, по-моему, даже два. А у нас нет. Почему? Мы от них, я считаю, отстаём в технологичности смазки. То есть мы можем на Олимпийских играх собраться, можем собрать опытный коллектив, можем обыграть кого-то в смазке. Но ведь нужно обыгрывать не от случая к случаю, нужно стараться всегда быть если не лучшими, то среди лучших. Кстати, хочу заметить, что у спринтеров на Олимпиаде была отличная смазка.

— А на чемпионате мира в Либереце была провальная...

— А в Либереце была провальная, там как раз все наши слабые места и обнаружились.

— Вы согласны с Чепаловым и Рочевым-старшим, что нам было бы полезно пригласить в сборную зарубежного смазчика?

— Понимаете... Вот мы сейчас пригласили физиотерапевта из Швейцарии — Изабель Кнауте. Но штука в том, что у нас сегодня в России нет конкуренции. Например, нет конкуренции среди спортивных врачей, потому что у нас сейчас нет в стране спортивных врачей. Сейчас обычная практика заключается в том, что мы берём человека в сборную и начинаем его натаскивать на эту работу. Хорошо, если при этом он хочет учиться, совершенствоваться. А если нет?

С тренерским составом — то же самое.

Ну хорошо, возьмём мы зарубежного смазчика. Но хороший смазчик из норвежцев к нам не пойдёт, это точно. А среди остальных наши смазчики, как минимум, не хуже.

— А эстонцы? Переходные, «сопливые» температуры — их конёк...

— Эстонцы — да. Но я хочу сказать, что мы не всегда правильно используем даже тех смазчиков, что у нас есть. Есть и у нас специалисты, которые могут намазать, как вы говорите, в «сопливую» погоду. Например, в теплую погоду я и сам могу очень хорошо намазать, у меня в такую погоду всегда хорошие результаты бывают.

— В нулевую?

— Не совсем в нулевую, скорее в плюс. В переходную погоду, когда температура пляшет вокруг нуля, кто-то может и лучше сработать. Но, допустим, на Олимпиаде мы с Девятьяровым откатывали «мышку». Потому что знали — смазчики не будут это делать. Они привыкли работать без «мышки», привыкли обходиться тестовыми лыжами. Но в итоге оказалось, что пока мы катали «мышку», проколов со смазкой у нас не было. А как только прошли спринтерские эстафеты, я перестал катать «мышку», перестал откатывать мази — и начались у них проблемы. А так я дополнительную информацию им давал. Я успевал с помощью «мышки» протестировать до 50 вариантов, а они — 10–15.

Они поначалу надо мною посмеивались. Правда, когда пробовали мои варианты на лыжах, и информация подтверждалась, стали относиться серьёзнее. И потом — я же постоянно это делал. То есть я сегодня одни и те же мази выкатываю, завтра одни и те же, послезавтра одни и те же... И становилось понятно, с чем работать. В итоге мы с Виктором Аркадьевичем Чуркиным мазали Панжинского и Крюкова тем вариантом, который мы с ним за день до старта обсудили-проговаривали, предположив, что такой вариант может хорошо сработать. Он и сработал.

То есть, если работа будет творческой, то и наша команда, наши смазчики способны обеспечить результат. Сейчас в этом направлении тоже есть подвижки, я считаю. Во-первых, Перевозчиков пришёл фактически со своей смазочной бригадой. В молодежной команде они собирали всегда очень сильных смазчиков. Тот же Сергей Морилов, отец Коли, Николай Росков, кто-то ещё с ними выезжал на молодежное первенство мира, я не всех их знаю поимённо. Вот они как-то сумели хорошо сорганизоваться, и со смазкой у них проблем, вообще-то, никогда и не было.

Я у нас проблемы вижу прежде всего в организации. И где-то эти проблемы иногда чисто организационного порядка. Например, они попытались номинально назначить среди смазчиков Чуркина главным, лидером. Но, может быть, Виктор Аркадьевич не совсем привык к этой роли... В общем, что-то не складывалось у них там. Я не берусь лезть в их кухню, и не пытался никогда. Но если не получалось, значит, надо было что-то переворошить, может быть, попробовать кого-то ещё в качестве лидера, чтобы кто-то другой руководил.

Я пытался частично это делать. То есть когда были наши гонки, я вывешивал им листочек, где были расписаны все позиции, все работы, которые должны были быть проведены, и время исполнения. Вот к этому времени должно быть сделано то-то, ответственный — тот-то, и так далее. Сначала посмеивались, потом, когда всех хорошо намазали — были довольны. Мы эту систему отработали у себя и в Москве, и в спортшколе, пришли к этому опытным путем.

ТЕРСКОЛ  Терскол — излюбленное место тренировок Юрия Михайловича Каминского. Когда он еще возглавлял тренерский цех сильнейшей спортивной школы России — СДЮШОР «Бабушкино» — каждый подготовительный сезон его воспитанники отправлялись высоко в горы Кавказа в поисках не растаявшего снега. Иногда ребята вынуждены были обходиться таким вот 200-метровым кругом. Андрей АРИХ

Но я хотел бы вернуться к вопросу о том, что нам ещё нужно. Очень важна работа смежных служб. В первую очередь, в команде должны быть психологи. Одной из причин, по которой Николай с Алексеем не смогли выиграть, я считаю, было отсутствие в команде психолога — он сумел бы оказать им необходимую поддержку. Я чувствовал такую необходимость, понимал, что тому же Алексею нужна подобная помощь, но профессионально это сделать не мог, не сумел передать ему какую-то дополнительную уверенность. И, думаю, что и Морилову была нужна такая поддержка, поскольку они были фавориты, они находились под постоянным прессом общих ожиданий от них золотых медалей, это очень сильно давило на них. Тут нужна была точная и профессиональная работа психолога, нужно было сугубо профессиональное понимание того, как вести человека, попавшего в такую ситуацию, как разгрузить его психологически, что именно нужно делать методологически в этой ситуации — закрыться в номере, сконцентрироваться, или, наоборот, больше бывать на людях, или ещё что-то. Как эти рекомендации применительны по отношению к конкретным людям? Все спортсмены ведь разные люди — разные по темпераменту, характеру, способам психологической подготовки. То есть нужен был человек, который бы был с ними постоянно. А не так как я — заскочу, послушаю, Лёша расскажет, как-чего, а мне уже идти нужно, других проблем хватает. А Алексей любит поговорить, особенно перед стартом. Его нужно уметь выслушать профессионально, а у меня в голове сидит: как там погода, как там смазка, тактика и т.д..

То есть за счет чего-то мы смогли выйти на лидирующий уровень, а в чём-то до сих пор отстаем. Все эти звенья надо, конечно, подтягивать, связывать воедино. Какие-то зачатки мы уже начали создавать перед той Олимпиадой, когда Александр Иванович Головачев из ВНИИФКа, его отдел, помогали нам.

Да и сейчас ВНИИФК очень хорошо нам помогает. Там сейчас новый директор — Александр Григорьевич Тоневицкий, он сам из МГУ, возглавлял там лабораторию генетики, да и сейчас, по-моему, возглавляет, его директором ВНИИФКа параллельно с работой в МГУ назначили. И у него есть стремление на научную основу поставить обеспечение всех сборных команд страны, мы с ним обсудили все эти вопросы по всем направлениям.

Считаю, что мы можем прибавить за счёт науки, за счёт привлечения в команду грамотных профессионалов, тех же психологов, можем прибавить за счёт создания чёткой системы отбора, за счёт создания здоровой конкурентной среды, можем прибавить за счёт смазки. В области той же смазки у нас есть свои козыри — в горах, например, очень хорошо работают наши эмульсии, порошки «Фэста», «Уктус», «Вортекс»...

— «Вортекс»? Это наша смазка, российская?

— Наша, отечественная.

— В первый раз слышу.

— Это всё из Кирово-Чепецка — «Фэста», «Вортекс». Это просто разные названия из одного...

— Из одного чана?

— Не знаю, чаны там, может быть, и разные, но рецептуры, похоже, одинаковые. Но, что удивительно, работает всё по-разному. Немцы, кстати, попытались, закупали много нашей эмульсии, очищали её, хотели сделать лучше — не получается у них. А у наших — получается. Просто чудеса какие-то.

— Осенью 2008 года, за полгода до чемпионата мира в Либереце, мне один очень известный в лыжных кругах человек сказал про Юлю Чепалову: «Всё, она больше ничего не выиграет». Я тогда возмутился: «Как? Почему? Она еще молодая, ей в Ванкувере будет не так уж много лет?». А он мне говорит: «Ты посмотри в её глаза. Она не «голодная», она успокоилась». И ведь правда, Юля ничего больше не показала. Вы не боитесь, что Панжинский и Крюков утратят вот это состояние «голода», злости? Не придет к ним состояние сытости?

— Я думаю, что они ещё не так много выиграли, по сути — ничего не выиграли пока.

— Но они изменились за эти полгода?

— Это да. Что изменились, это точно.

— А как они изменились?

(задумывается, сдержанно улыбается). — Стали немножко нахальней, самоуверенней.

— С вами разговаривают так же, или уже по-другому?

— Что нахальнее, это точно. Но тут, наверное, мне нужно пояснить. Понятно, что их гражданский статус сразу же после Олимпиады повысился на много порядков. И поэтому они уже привыкли где-то с кем-то вести себя свысока. А тут их кто-то по-прежнему воспринимает как мальчишек и пытается учить во всем. Вон машина Панжинского вся побитая стоит, видели?

— Нет. Это Q7?

— Нет, Q5. Наградная, после Ванкувера вручили. По пути сюда — перевернулся. Хорошо ещё, что все ребята целы, что ничего серьёзного не произошло.

Вот это как раз и есть уровень повышенной самоуверенности. Вместе с какой-то в хорошем смысле наглостью, появляется вот это «я могу», появляется и самоуверенность. Моя задача её убрать, поставить в этом смысле их на место. Вот это, наверное, и есть проблема, которую предстоит решать.

Другое дело, что проблема эта — решаема. В плане работы они как раз по-прежнему остались голодны, мотивированы. Например, они ещё со сбора в Эстонии никак не вылечатся от какого-то кишечного вируса, и я их сейчас ограничиваю в нагрузках. Так каждый из них постоянно пристаёт ко мне: «Почему мне меньше? Я хочу, я могу!». То есть рвутся соревноваться, рвутся в бой. И это хорошо.

Будем надеяться, что у них всё будет нормально. Но, опять же, я сказал им, что моя задача подготовить ещё одну группу, которая будет составлять им конкуренцию. Это и будет залогом дальнейшего прогресса.

Беседовал Иван ИСАЕВ,

Дёмино, июль 2010