Победный кураж Алексея Петухова

Опубликовано: Журнал №59

Из микст-зоны на финише, отведенной для журналистов организаторами чемпионата мира в Валь ди Фиемме, я пристально наблюдала за Алексеем Петуховым сразу после того, как он отправил на последний этап спринтерской эстафеты своего партнера по гонке Никиту Крюкова. Особенно с того момента, как он замер перед монитором, транслирующим ход борьбы по дистанции. Вот гонщики преодолели первый подъем, второй, вышли на спуск... А Петухов все еще стоял перед монитором. И вдруг, как завороженный, снял лыжи и побежал, перепрыгивая заграждения, в сторону финиша, не спуская глаз с дистанции, где еще продолжалась борьба за победу...

А потом были крики радости и объятия, круг почета перед зрителями, вспышки фотокамер, блиц-интервью и прочая победная финишная суета. И только после одной из многочисленных пресс-конференций удалось перехватить Петухова и сделать с ним это небольшое интервью по горячим следам той звездной гонки.

— Алексей, с какими ощущениями вы отправили на последний этап Никиту Крюкова? 

— С надеждой, конечно же! Мне очень хотелось на своем заключительном отрезке оторваться. Однако из-за тяжелых погодных условий (падал свежий снег) у меня не получилось это сделать. Когда ты только финишировал, не видишь, как зритель, всей тактической борьбы, перемещений, начала гонки следующего этапа. Когда удается отдышаться, ребята уже пробегают почти полкруга. И мне запомнился выход Никиты со второго, финишного подъема, где первым шел Полторанин, вторым — Йонссон, Крюков был на третьей позиции, а сбоку еще накатывал Алекс Харви. Если бы канадец сумел проскочить вперед, притормозив Никиту, мне бы стало уже не по себе. С четвертого места, когда всё перекрыто и контролируется, выбираться было бы очень непросто. Третья-то позиция была достаточно зыбкой: с нее надо было как-то выбираться... В общем, мне пришлось попере­жи­вать, а Никите — серьезно рисковать. 

Никита поступил очень правильно, сохранив за собой третью позицию. И выходя на финиш из потока, не брал на себя сопротивление воздуха... Я наблюдал за всем этим, даже не понимая, что мне надо двигаться в сторону финиша, потому что туда обычно бегут все потенциальные призеры. Но я все стоял, как вкопанный... Когда же Никита сел на спуск, я понял, что пора бежать, что какая-то медаль у нас будет! 

И зачем-то снял лыжи, бросив их кому-то из наших, и побежал, перепрыгивая заборы, преодолевая препятствия, не спуская глаз с дистанции, где еще велась борьба за медали. Иногда замирал от волнения, когда Никита был слишком близок с соперниками, ведь чуть зацепись они лыжами — всё будет кончено.... И вот она —  финишная прямая! Я вижу, как Крюков обходит Йонссона, и я вдруг понимаю, что это золото!!! Хотя мне все еще не верится, я бегу к Никите, обнимаю, поздравляю... И понимаю, что, с одной стороны, мы сделали это, а с другой — мы остались теми же людьми, мы не изменились, мы те же, кто и были раньше... Очень сложные чувства... 

А дальше празднование и ликование: Никита поехал на лыжах, я побежал рядом без лыж. Ноги ещё не отошли ни от гонки, ни от бега к этому Никитиному финишу... Их буквально сводило... Но чувство радости притупляло боль. И когда мы прыгали от восторга перед камерами фотографов, я почти не отрывался от земли — абсолютно не было сил. Первые десять минут была эйфория, а потом начались пресс-конференции, допинг-контроль, плюс накатила усталость после гонки, и я уже стал думать — поскорее бы это всё закончилось, чтобы просто прийти домой, полежать и побыть одному.

— Нынешний чемпионат мира далеко не первый в вашей спортивной карьере. Имелись ли в подготовке к нему какие-то особенности? Если да, то в чем они выражались: в психологической, тактической, скоростной работе?

— Начиная с летнего подготовительного периода вся наша подготовка строилась с прицелом на чемпионат мира. Непосредственно же подводка к старту начинается с того момента, когда ты отобрался в команду. В нашей команде все спортсмены достаточно титулованные, поэтому уже летом предполагалось, что все мы пройдем в команду напрямую. И мы готовились с таким настроем. 

Я, честно говоря, даже не представлял себе, что с попаданием в команду могут возникнуть какие-то проблемы, форс-мажоры, и у меня не получится там закрепиться. Увы, именно такая ситуация и возникла: мне пришлось участвовать в отборочных стартах, что помешало, я считаю, целенаправленной подготовке к чемпионату. Но в целом, повторюсь, работа велась направленная, нагрузка давалась разумно. Мы традиционно пропустили последний перед чемпионатом этап Кубка мира, чтобы сделать необходимую подводящую работу к главному старту этого сезона. Все рамки очень жестко выдерживались, и это стало гарантией того, что мы вышли на нужный результат. Когда все идёт планомерно: тренер-спортсмен, тренер-наука, наука-спортсмен — эти четкие взаимосвязи и приводят к хорошим результатам.

Единственное, конечно, важно было настроиться психологически, чтобы не сломаться до старта и держать свой наработанный опыт в жестких рамках: не распыляться, много не общаться, быть стабильно уравновешенным.

— В этом плане тоже были внесены в какие-то коррективы?

— (Смеется) Я уже потом узнал, что Юрий Михайлович собирался меня чуть ли не отдельно поселить, чтобы я не распылялся и меньше общался с посторонними... Увы, был неудачный опыт на прошлом и по­за­прош­лом чемпионате мира, когда я не смог показать того результата, на который был готов, и которого от меня все ждали. Сказывался тот самый пресловутый психологический фактор. 

Здесь же, в Валь ли Фиемме, я был уверен в себе, и ничто не могло вывести меня из равновесия. Иногда настолько себя контролировал, что даже ловил малейшие нюансы в своем обычном поведении: ага, позволил себе в столовой какие-то «хи-хи, ха-ха». Этого быть не должно: пришел — поел — ушел, вот и всё! Энергетику надо копить, чтобы выдавать эмоции в гонке. За пределами столовой тоже случались моменты: приезжают какие-то делегации, все хотят пообщаться и так далее. Немного, конечно, я все-таки давал волю эмоциям: здоровался, улыбался, но этим ограничивался. И мне это не вредило. Все-таки горький опыт уже научил немного отстраняться от происходящего. Мне уже не нужно насильно выдергивать себя из компании, бежать куда-то, где-то специально закрываться, чтобы сконцентрироваться и отвлечься. Определенный жизненный опыт позволил избежать негативных моментов: я вел обычную повседневную жизнь, но в некоторых моментах просто уходил в сторону.

— Кто-то ведь и специально может что-то такое сказать, чтобы спровоцировать выплеск эмоций, переживания, самоедство...

— Конечно. Но теперь стараюсь таких ситуаций избегать, чуть больше ограничивать общение накануне стартов... Да и на самом деле научился на многое реагировать спокойно.

— А спалось перед стартом нормально?

— (смеется) Кстати, хороший вопрос. Когда Никита выиграл золотую медаль в индивидуальной гонке, накануне я порекомендовал ему посмотреть фильм «Бункер». Он потом признался, что полночи не спал... Но золото, тем не менее, выиграл, и это ему не помешало. 

Перед эстафетой мы уже жили с ним вместе, и, по-моему, просто легли спать, без всяких просмотров. Я этот момент не помню. А раз не помню, значит, всё было как обычно: лёг как обычно и спал как обычно. А вот вспомнился сейчас такой момент: когда Крюков вышел из комнаты  на свой старт в личном спринте, я готовился идти на тренировку. Но Никита что-то забыл, по-моему, палки, и вернулся в комнату. В этот момент я почувствовал, что от него исходит такая уверенность, даже подумал: «Ну, ничего себе!» 

И второй момент: после того, как Крюков выиграл индивидуальный спринт, он очень серьезно настраивался на эстафету. И это еще больше придавало мне уверенности. Радовало то, что он после своей победы не расслабился, не почивает на лав­рах, опустив руки, а готовится ко второй гонке не менее серьезно. Иногда я входил в нашу комнату, а у Никиты были гости, пришедшие поздравить его с победой. Понятно, что ребята радовались, что у всех было чувство эйфории. Но стоило мне только сказать, что нам предстоит еще одна гонка, и я вообще-то не бежал, ребята сразу разворачивались и без лишних слов уходили. Так что я спал спокойно, не нервничал, зная, что у меня очень хороший и надежный партнер по команде, и мне остается просто выйти на старт и сделать своё дело.

— Не было у вас опасений, что Никита полностью выложился и выдал всё, что было, на первой гонке, и на вторую ни сил, ни эмоций у него может не хватить?

— Крюков был очень хорошо готов, причем не только на чемпионате мира — он был блестяще готов на протяжении всего сезона. Я знал его запас прочности, потому что  регулярно видел его и на коньковых тренировках, и на контрольных тренировках, и на подводящих тренировках, поэтому понимал, на что он способен. Так что никаких опасений у меня не было: я знал, что наша команда способная, что мы можем и должны бороться. Если раньше я был единственный ярко выраженный «конькист» в нашей сборной, может быть, только Коля Морилов в позапрошлом сезоне был со мной на одном уровне, то этой зимой Никита добавил очень серьезно. Временами можно было подумать, что он раньше времени вышел на пик формы. Однако невозможно быть на пике весь сезон, а Крюков весь год показывал стабильно высокие результаты. Поэтому я в нем был уверен даже больше, чем в себе — он ведь уже преодолел этот стресс, стал чемпионом мира, а мне только предстояло это сделать. И успех Никиты, наоборот, только прибавлял мне уверенности перед предстоящей гонкой.

— Мне показалось, что в одном из своих забегов вы поймали такой кураж, что были не в силах с собой совладать — вы буквально летели, разрывая гонку! У вас было ощущение, что всё получается? В одном из забегов вы настолько сильно взвинтили темп, что Каминский даже испугался! Что это было?

— Да, кураж был! И он во многом определил ход борьбы  за выход в финал. Перед самым выходом на старт был такой забавный момент. У нас кабинки находились рядом со шведами, и я заметил, как Маркус Хеллнер — чемпион мира в спринте — незадолго до старта пристально на меня смотрит. Возможно, в другой раз я бы смутился, замандражировал... Но тут у меня была такая уверенность, что я, глядя на него в упор, не сдержался и рассмеялся. Я понял, что он боится меня и пытается таким образом вывести из себя. Увидев мою реакцию, Маркус просто отвернулся. И, уже стоя на старте бок о бок с именитыми конкурентами, я нисколько не ставил их выше себя. Мы были на равных!

Когда закрутилась гонка, мне не захотелось наступать на старые грабли, а, возможно, сказался наработанный годами тренировок опыт. Во всяком случае, с самого начала я старал­ся лидировать, но иногда выпускал вперед со­перников и чуть отдыхал за ними. На этапах Кубка мира, на чемпионатах мира и даже на Олимпийских играх были такие си­туации, когда залезаешь в хвост, и выбраться оттуда потом очень трудно. К тому же на трассе было много свежего снега, и все обгоны и прочие маневры были сильно затруднены. На разминке я видел, как ребята бегут первый полуфинальный забег, и даже подумал: «Что же они так медленно бегут-то?» Но на самом деле они бежали очень даже быстро, просто све­жего снега было по щиколотку...

Сначала надо было пройти полуфинальные забеги. Причем у нас был второй полуфинал, а в этом случае время на восстановление в два раза короче: полчаса против часа — и надо было очень быстро провести восстановительные процедуры. Никита пошел в барокамеру, а у меня была уверенность, что я смогу восстановиться, просто пассивно проведя время. Меня промассировали, а вот Никита прибежал с барокамеры, когда оставалось всего минут пять до забега. Ему массаж сделали очень оперативно, насколько позволило время.

Когда бежали в полуфинале с норвежцами, я взвинтил темп с самого первого забега и даже сам испугался: «А меня-то самого хватит?» Но желание было сумасшедшее, как вы правильно заметили — вошел в кураж! — и я максимально натянул еще и во втором забеге. Ну, а в третьем, заключительном, тоже вроде как сам бог велел бежать быстро.

— Да, но то был только полуфинал! А ведь ещё и в финале предстояло бежать с не меньшей скоростью...

— У меня был такой случай на чемпионате России, когда мы, кстати, тоже вместе с Никитой Крюковым, стали чемпионами. После полуфинала у меня так сводило ноги, что я даже не знал, как дальше бежать. Но, видимо, надо этого момента просто не бояться, потому что тогда я в финале, наоборот, прибавлял от повтора к повтору, а в третьем повторении метров за 700 до финиша почувствовал неимоверную силу и сделал такой мощный рывок, что никто, даже Коля Морилов, не смог его поддержать. 

Так что в финале я не боялся, работал на максимум, зная, что работа проделана большая, и, видимо, чувствовал, что мой организм должен справиться. Темп был высоким, но не запредельным, я оставлял силы на последний повтор. Спуртовать в нем можно было и чуть раньше, но там, на трассе, есть очень коварный спуск с сильным встречным потоком воздуха. И если ты на нём идешь впереди, то приходится очень сильно работать, в то время как соперники за тобой практически не устают. Поэтому я там спокойно проехал за Хеллнером, темп был не очень высоким, хотя он, я уверен, тратил энергии значительно больше. Если бы я шел первым, то, возможно, уже не смог бы так спуртовать в финишный подъем. Наверное, надо было обогнать его в середине спуска, но я достоял за ним в потоке до конца и уже на подъёме вышел вперёд и сделал рывок. К концу подъема я понял, что соперники не отстают, и поэтому чуть сбавил темп. Хотя надо было, наоборот, дотянуть струну, потому что на спуске он пошли в потоке и опять накатились на меня. Погодные условия, конечно, были сложными, чтобы убежать: ход тяжелый, все идут практически друг за другом, постоянный натяг. Я думаю, что если бы не я, Хеллнер бы всё равно натягивал. Всё-таки он дистанционщик, и другого выхода у него не было. И наверняка тренеры постоянно давали ему такую установку. Так что темп всё равно был бы высоким, и пришлось бы терпеть и держаться.

— То, что происходило с вами на этапе Кубка мира в Сочи, в спринтерской эстафете, которую вы бежали также с Никитой Крюковым, заставило поволноваться многих ваших болельщиков. Потом стало известно, что дала о себе знать старая травма спины...

— Спина действительно заболела у меня в личной гонке. Но с ней хорошо поработал наш массажист. И, проснувшись на следующий день (а командный спринт был у нас через день, на следующий день дистанционщики бежали скиатлон), я не почувствовал в спине никакого дискомфорта. 

А вот в спринтерской эстафете у нас была не самая удачная подготовка лыж, и я уже на первом повторе залез в кислородный долг, из которого потом очень сложно было выйти.

Впрочем, со спринтерской эстафетой классикой у меня был неудачный опыт, когда в прошлом году в Сочи мы бежали Финал Кубка России. В Сочи вообще очень сложная погода, постоянно меняется температура, влажность, и подобрать смазку бывает тяжело. В тот раз меня намазали так, что уверенное держание появилось только к последнему повтору, когда сил уже не было. Мы тогда в паре с Сашей Панжинским все-таки сумели занять второе место, проиграв опять же дистанционщикам — Дмитрию Япарову и Александру Уткину.

В этом году я попробовал лыжи за полчаса до старта — всё было хорошо, но за эти полчаса погода так сильно изменилась, что я уже на первом подъеме, где-то с середины, бежал ёлочкой. Надо было отпустить группу, но отпускать, естественно, не хотелось. Поначалу вроде большой усталости не чувствовалось. Но когда и второй повтор снова пришлось бежать ёлочкой, силы ушли окончательно. А уж третий добежал буквально «на зубах». Никите все-таки удалось улучшить ситуацию и вытащить нас поближе. И в финал мы, пусть и последними, десятыми, но прошли. А на финише меня  так полоскало-выворачивало наизнанку, что Ёйстейн Петтерсен даже на следующий день в шутку показывал двумя пальцами в рот, как это выглядело со стороны...

Я был настолько истощен, что сумел более-менее прийти в себя только за пять-семь минут до начала  финального забега. Побежали финал — и опять проблемы с держанием, опять «ёлочка»... Только к шестому забегу меня сумели нормально намазать, и я, встав как раз за Петтерсеном, прошел за ним след в след весь подъем, ни разу не выйдя из лыжни. 

Вот только не понимаю, почему же нельзя было сразу именно так намазать?!
Впрочем, тут не только смазчики виноваты. Надо было и мне самому давать им больше информации о моих ощущениях, четче работать со смазкой самому. Например, как выяснилось позже, Никите они положили слой мази поверх старой, когда он пожаловался на отдачу. А мне почему-то старую сняли и положили все заново. Конечно, это более правильный метод, просто надо было довести смазку количеством слоёв до нормального состояния, а не успокаиваться на сделанном варианте. Но если бы мне сделали лыжи, как Никите, всё было бы здорово. Тяжелая гонка получилась, и заняли четвертое место... Хотя за второе точно могли побороться. За первое на тот момент, конечно, вряд ли, потому что ребята (Вылегжанин и Япаров. — Прим.ред.) работали на отрыв, брали своё дистанционной скоростью.

— Говорят, что на Олимпиаде дистанцию укоротят, уберут последний подъем...

— Нам Юрий Михайлович говорил, что в трассу будут внесены корректировки, но они будут незначительными. Этот подъем хотят немного сгладить, сделав спуск за ним более безопасным, но короче трасса от этого не станет. Дело в том, что сейчас за счет очень крутого спуска получается дальний выкат на стадион, а когда спуск сделают менее скоростным, придется гораздо раньше начинать расталкиваться на стадионе. Но время забега, я думаю, останется приблизительно таким же.

— На чемпионате мира спина больше не беспокоила?

— Беспокоила. Когда мы приехали в Валь ди Фиемме, сделали специальную прыжковую тренировку: многоскоки, взрывную работу... Но зимой мы поотвыкли от такого рода упражнений, подзабылось, какой должна быть перед ней разминка. И мне очень сильно «ударило» в спину — видимо, случилось защемление, случился спазм. Хорошо, что с нами был наш физиотерапевт Патриция Вакер. Она мне сразу расслабила спину и довольно быстро сняла спазм. А на следующий день на зарядке мне захотелось побольше потянуть спину. И немного переусердствовал (смеется) — снова что-то там потянул... Пришлось снова бежать к Патриции, и снова она поставила меня на ноги... Но в итоге всё благополучно обошлось. В эстафете спина о себе не напоминала.

— Давила ли на вас та неопределенность с местом в команде, в которой перед чемпионатом мира вы достаточно долго пребывали? И та отборочная контрольная тренировка, которую пришлось провести непосредственно перед чемпионатом в соперничес­тве с Николаем Мориловым?

— Да, давила. Вроде бы я уже достаточно давно отобрался в команду, выполнил необходимые для этого критерии. Но и Коля Морилов выиграл вместе с Мишей Девятьяровым этап Кубка мира, и его тоже надо было рассматривать как сильного спортсмена. Перед приездом в Сочи мне сказали: «Обыгрывай Колю на чемпионате России и потом на Кубке мира в Сочи, и тогда ты докажешь этими результатами свое место в команде на чемпионат мира». Я выполнил эти два критерия отбора между мной и Мориловым.

Через несколько дней я спросил у Юрия Михайловича: «Мои отборы закончены?» На что он ответил: «Надеюсь...» Меня это рассмешило. Но что он мог поделать, если мнение тренера не всегда учитывается, как хотелось бы! И в Валь ди Фиемме во мне была некая уверенность, что обыграю Колю. Но сам факт: почему я вообще должен опять стартовать, опять отбираться —не давал покоя... Тем ни менее пришлось выходить на старт, снова бежать, хотя это и было очень неприятно. Не потому, что я думал, что не смогу, а потому что я никогда не предполагал, что окажусь в такой двоякой ситуации. В итоге выиграл у Коли три секунды на первом повторе, секунду на втором и опять три на третьем. А не выиграл бы, то всё — до свидания. Хотя я до этого обыгрывал его и на чемпионате России в Сочи, где занял первое место, и там же на Кубке мира, когда попал в финал в спринте. Я понимаю, что победа Морилова с Девятьяровым на Кубке мира спутала все карты. Но в том спринте я шел первым-вторым, не упади я и передай Крюкову хотя бы в группе, тот спринт мы наверняка бы выиграли. Причем и упал-то я не сам, а из-за норвежца, который воткнул мне в лыжи свою палку.

А с другой стороны, сейчас, когда у нас уже есть эта золотая  медаль, я начинаю думать, что, может, ничего страшного во всех тех отборах и не было? Ведь в такой ситуации, как Коля, мог оказаться и я сам... Но вот если бы мы не выиграли, тогда все эти нервотрепки стали бы главной причиной наших неудач.

— Кто первым позвонил вам и поздравил с победой?

— На гонку мы не берем с собой телефоны. Поэтому, когда я вернулся в комнату, то обнаружил кучу СМСок, кучу пропущенных звонков. Пользуясь случаем, хочу передать всем огромное спасибо — всем ведь сразу не перезвонишь. А с кем первым поговорил, уже даже и не помню, по-моему, с мамой и Катей — женой.

— А как сынишка воспринял вашу медаль?

— Он пока настолько мал, что всего этого не осознает. Для него одинаково: что медаль, что игрушка. Правда, когда папу по телевизору видит — узнает (улы­бается). А в последнее время, когда его спрашивают «Где папа?», отвечает: — «Тренируется!»