Золотой дубль Юрия Каминского

Опубликовано: Журнал №59

После пресс-конференции в Валь ди Фиемме глаза старшего тренера сборной России по спринту, заслуженного тренера России Юрия Михайловича Каминского светились от счастья. Еще бы — предположить, что на чемпионате мира наши спортсмены выиграют золотые медали во всех видах спринтерской программы многие не решились бы даже в самых смелых прогнозах. И вот они, две медали высшего достоинства чемпионата мира — у воспитанников нашего талантливого тренера. Разве это не лучшее доказательство того, что этот специалист и его ученики сегодня — самые быстрые на лыжне? И что триумф его же воспитанников на Олимпиаде в Ванкувере был далеко не случаен?

Именно с поздравления с победным дублем и началось наше интервью по горячим следам только что завершившегося «золотого спринта».

— Юрий Михайлович, ваши воспитанники, выиграв абсолютно всё спринтерское «золото», сумели по-настоящему порадовать поклонников лыжных гонок. Очень хочется, чтобы вы рассказали, как шли к этой двойной победе. Были какие-то особенности в подготовке к этому сезону, или все три года, прошедших после Ванкувера, идет целенаправленная работа с прицелом на Олимпиаду в Сочи?

— Спасибо! Более глубокое осознание всего случившегося произойдет, конечно, позже. А сейчас, по горячим следам, могу рассказать о чем-то в общих чертах.
Понятно, что мы (и тренеры, и спортсмены) в голове постоянно держим Олимпиаду в Сочи. Но точно так же мы понимали, что к чемпионату мира надо готовиться несколько иначе. Хотя отдельные, уже наработанные в этом перспективном направлении блоки, которые намереваемся затем использовать при подготовке к Сочи, мы, конечно, применяли. Но цель хорошо выступить в Италии была в этом сезоне основной.

Проблема состояла только в том, что в этом году мы должны были провести предолимпийскую неделю в Сочи, чтобы опробовать трассы и модель подводки спортсменов к будущим Иг­рам. А по срокам проведения сочинский этап был слишком близок к предстоящему мировому чемпионату. Поэтому невозможно было к этим двум датам выводить спортсменов на максимальный пик формы. В противном случае мы оказались бы в состоянии спада в Валь ди Фиемме. Вот и пришлось пожертвовать сочинскими гонками ради достижения высокого результата на главном старте сезона.

Конечно, в Сочи мы проверяли влияние климатической среды и высоты на возможности организма, сверяли все соревновательные ощущения спортсменов, тестировали какие-то подводящие элементы. 

Особенность же подготовки состояла в том, что мы впервые шли не по накатанным схемам, применявшимся ранее. Все годы своей тренерской работы я полагался в первую очередь на интуицию и практический опыт, которые помогли нам завоевать олимпийские медали в Ванкувере. После этой Олимпиады в Центре спортивной подготовки сборных команд России (директор Кравцов А.М.) заработало научно-методическое управление (начальник Шестаков М.Д.), специалисты которого оказали непосредственное влияние на формирование планов подготовки нашей группы в соответствии с самыми последними достижениями спортивной науки. 

В этом году мы использовали научные разработки, стараясь рассчитывать всё до мелочей. С разных сторон подготовки был значительно улучшен контроль за текущим состоянием спринтеров: проводились как регулярные тестирования, так и углубленное педагогическое осмысление происходящего. Мы ясно понимали, что и когда контролировать (пульс, орто-пробы, технику передвижения на каких-то этапах подготовки). И всё это удавалось осуществлять благодаря постоянному контакту со специалистами в области спортивной физиологии Андреем Крючковым и Евгением Мякинченко. С их помощью мы не только контролируем текущее самочувствие и кондиции каждого спортсмена, но и выстраиваем четко выверенную тактику и стратегию подготовки.

Зная все необходимые параметры, мы могли достаточно грамотно управлять состоянием каждого спортсмена нашей группы.

Если раньше роль группы КНГ1 сводилась к констатации фактов, то сейчас она была уже непосредственным участником разработки методики подведения наших атлетов к чемпионату мира.

У нас появилась возможность с помощью регулярных биохимических анализов крови чётко определять ещё и текущее состояние спортсменов. Всё это позволяет нам гораздо качественнее управлять тренировочным процессом, снижать или повышать по мере необходимости интенсивность...

А это самое сложное — в подводящем микроцикле контролировать интенсивность нагрузки. В этот момент организм спортсмена подобен тонко настроенному музыкальному инструменту, он весь «звенит». И малейший перебор может не только внести диссонанс, но и кардинально изменить всё его звучание — читайте — результат на важнейшем старте сезона. Естественно, такое взаимодействие с «наукой» повысило надежность тех, кто подошёл к мировому чемпионату без сбоев.
Кроме того, мы значительно увеличили в этом году количество специальной силовой работы. Да и просто специальной работы: подбирали разные варианты проработки мышечных волокон. Причем старались под каждого спортсмена подобрать индивидуальные варианты уп­раж­нений и количество повторов, необходимых для этого решения. С одними ребятами удалось это достаточно хорошо, с кем-то — чуть хуже. Но мы продолжаем в этом плане совершенствоваться и расти. Это в общих чертах. Более подробно говорить сейчас об этом принципиально не хочу, потому что эта тема находится в постоянной разработке. 

— Наверное, есть смысл назвать многих из этих специалистов, которые помогали и помогают вам в этой кропотливой ежедневной работе?

— Прежде всего, я бы отметил своего друга и помощника Михаила Талгатовича Девятьярова, с которым мы работаем в тандеме бок о бок с моих первых шагов в спринтерской группе сборной России. Михаил — олимпийский чемпион, человек с огромных спортивным и тренерским опытом,  он привносит в команду уникальный дух олимпизма.  Он тонко чувствует человеческие отношения, психологические нюансы, привносит в тренировочный процесс немало ценных идей. 

Не могу не назвать нашего  врача — Владимира Григорьевича Гардера, который и сам много лет провел в спорте, и работал с такими известными спортсменами, как боксер Алексей Тищенко, наш олимпийский чемпион Евгений Дементьев. Этот специалист не только следит за самочувствием наших спринтеров, но и вносит немалый положительный заряд энергии в команду.

Наш массажист Валерий Иванович Попов — вообще легендарная личность. Он начал работать с советскими сборными командами по лыжным гонкам и биатлону еще в начале 80-х годов, подготовив к ответственным стартам десяток олимпийских чемпионов. И он своими руками творит настоящие чудеса, чувствуя порой такие нюансы, которых не ощущают в своих мышцах сами спортсмены.

Хотел бы я назвать и совсем еще молодых специалистов Владимира Колыхматова и Николая Зимирева, за плечами которых на сегодняшний день огромная школа. Благодаря своему упорству они стали ведущими специалистами по технике современных лыжных ходов, за консультациями к ним теперь обращаются и мировые авторитеты.

Неоценимую помощь оказывает и передвижная медицинская лаборатория (оператор Алек­­сандр Ковель), с которой мы начали сотрудничать сразу после ванкуверской Олимпиады. И наши бессменные биохимики Алек­сей Сараев и Татьяна Федюнина — опираясь на их данные, мы смогли корректировать подводку к чемпионату мира.

Мы продолжаем многолетнее сотрудничество со специалистами ВНИИФКа — Александром Ивановичем Головачевым, Тамарой Федоровной Абрамовой,  Андреем Владимировичем Вороновым.  

Совместно с Вороновым мы внедрили в подготовку методику развития мощностных качеств лыжника-гонщика. С Головачевым отрабатываем методику подготовки к соревнованиям в среднегорье.

Особо отмечу нашу сервис-бригаду во главе с известным в прошлом лыжником Владимиром Ленским (ему помогают Владимир Рысин, Виктор Головин и Дмитрий Пирогов). В обеих гонках ребята сработали на самом высоком уровне. И смазка на лыжах была едва ли не самой лучшей в оба дня соревнований. Так же, как и на Олимпиаде в Ванкувере, на гонках в Валь ди Фиемме им помогал готовить лыжи Виктор Чуркин  - смаз­чик из «швейцарской» тренировочной группы. Участвовали в первоначальных пробах и все остальные специалисты по смазке, привлеченные к работе с национальной командой. 

Конечно же, мне хотелось бы поблагодарить и работников Федерации лыжных гонок России, и нашего президента Елену Вяльбе. Большую помощь оказали специалисты Олимпийского Комитета России А.В.Кубеев (директор спортивных программ ОКР) и А.А.Грушин (руководитель управления разработки и мониторинга программ спортивной подготовки ОКР).   

Также большое спасибо всем другим специалистам, которые так  или иначе участвовали в подготовке спринтерской группы и болели за нас. И конечно же, болельщикам.

— Юрий Михайлович, а чем вы можете объяснить тот факт, что, кроме Никиты Крюкова, в индивидуальном спринте никто из российской команды не прошел даже в полуфинал?

— Думаю, тому две причины. Во-первых, отборы в команду спринтеров кроме Крюкова и Петухова длились фактически до 16 февраля.

А во-вторых, сказались болезни спортсменов. Например, на чемпионате России в Сочи заболел гриппом Александр Панжинский, и эта болезнь перешла у него в острый гайморит. И единственное, чего мы побаивались, что он не успеет выйти из болезни. Саша пропил курс антибиотиков, и врачи сказали, что он может начинать тренироваться. Я на них полностью положился. Хотя не надо было. Дело в том, что у Саши есть такая нехорошая особенность — он увлекается и может легко перебрать в тренировочных нагрузках. Особенно в интенсивности. Его нужно постоянно притормаживать.

Меня, видимо, самого увлекло то, как эффективно он выходил из болезни и набирал обороты, до определенного момента показывая все лучшие и лучшие результаты. А на последних двух тренировках вообще работал в паре с Крюковым. И смотрелся-то при этом хорошо, что самое обидное!

Но, когда мы некоторое время спустя посмотрели пульсограммы обоих, увидели, что Крюков-то работал на границе ПАНО, а Панжинский за неё постоянно заходил. И этот перебор вылился в то, что в гликолизе вместо секунд, как это предполагалось по плану, Саша находился до 5 минут... В итоге — не успел к своей гонке на чемпионате мира до конца восстановиться. Получилось, что эта подводящая скоростная работа пошла ему не на пользу, а во вред, негативно повлияла на митохондриальную систему, которая как раз и определяет скоростную выносливость спортсмена. А ведь она и без того была серьезно снижена болезнью, применением антибиотиков. Позже, когда у нас появилась возможность замерить Панжинскому гемоглобиновую массу, стало ясно, что как раз в этом компоненте мы и тормознулись...

Наверное, можно было не брать Сашу в команду. И в принципе, мы сразу договаривались, что Гафаров у нас будет рассматриваться как запасной. Но Антон в Давосе выступил неудачно. И получается, что по спортивному принципу мы никак не могли отбросить Панжинского, он заслужил свое право выступать на чемпионате мира. И я все-таки настоял на его выступлении в Валь ди Фиемме. Это был важный психологический момент и для самого Александра, и для всех остальных спортсменов, которые должны быть уверены в соблюдении спортивного принципа отбора. Панжинский все критерии отбора выполнил. Одно дело, если бы он отбирался последним номером в команду, тогда еще можно было бы допустить такой нюанс, как решение тренерского совета. А в данной ситуации он отобрался в команду по классическому спринту вторым-третьим номером. И выбрасывать его из команды, я считаю, никак нельзя было, хотя бы ради сохранения этого принципа.

 К сожалению, Саша допустил ряд тактических ошибок и по ходу самой гонки на чемпионате мира. Он выбрал не ту лыжню на подъеме, когда шел первым в своем забеге, забравшись в более скользкую лыжню, где лыжи хуже держали. А для него, в этом состоянии особенно, отдача была равносильна смерти.

— А что у Михаила Девятьярова-младшего случилось? Он ведь тоже мог показать результат получше...

— Что касается Миши Девятьярова, то он тоже несколько дней болел, когда мы приехали в Италию. Это случилось с ним, я думаю, на фоне того, что он с конца декабря практически два месяца также находился в состоянии отбора. Невозможно удержать форму, когда тебе от старта к старту надо доказывать свое право быть в команде. Это серьезно воздействует и на психологическое состояние. Спортс­мен начинает перегорать. И вместе с психической энергией уходит и его физическое состояние. А в нынешнем сезоне, когда были так сильно размыты критерии отбора на итальянский чемпионат, ребята до последнего спрашивали: «А я буду стартовать на чемпионате мира?» Фактически все решалось в Давосе. А эта гонка состоялась за пять дней до спринта в Валь ди Фиемме...

И наукой, и психологами, и тренерским опытом давно уже доказано, что спортсмен, находящийся в состоянии стресса, может на одном соревновании полностью сгореть. В Ванкувере, например, через три дня после победной гонки, когда ребята выполняли уже в основном восстановительные упражнения, ездили на различные приемы в честь их победы, мы взвесили Крюкова и Панжинского. Оба потеряли по три — три с половиной килограмма веса. А неделю спустя на углубленном обследовании во ВНИИФКе мы увидели, что у них ушло 2,5–3 кг эффективной мышечной массы. Это все — результат того победного спринта на Олимпиаде. Кстати, потеря в мышечной массе наблюдалась и у Миши Девятьярова. Причём это результат не мышечной работы, а психологических перегрузок.

И если Крюков после Олимпиады достаточно быстро скомпенсировал эти потерянные килограммы, то Панжинскому до сих пор не удалось в полной мере восстановиться. А он потерял тогда почти 3 кг мышечной массы! То есть физический и психический всплеск олимпийской гонки потом перехлестнулся с эмоциональным. Под влиянием молодости он не сумел вовремя себя притормозить в этой эйфо­рии успеха, и в результате — до сих пор не компенсировался в мышечной массе.

Возвращаясь к Девятьярову, могу сказать, что считаю началом всех его проблем переход на подготовку в «швейцарскую» группу — там Миша растерял свой классический ход. Его классическую технику очень сильно изменили — увы, не в лучшую сторону.

— Я слышала, что он там еще сильно перебрал в нагрузке и потом чуть ли не весь сезон восстанавливался...

— Ну конечно. Любая перетренировка элитного спортсмена имеет очень серьезные последствия. Многие говорят — мол, переварит, потом восстановится... Но еще никогда не было такого случая, чтобы всё это обходилось без серьезных последствий для физического и психического здоровья...

— Но ведь он сам решил там потренироваться. Зачем?

— Многие спортсмены ищут чего-то нового, думают, что в другом месте может быть лучше, «трава зеленее» (улыбается)... Ведь постоянно вокруг говорят о том, что якобы спринтерам не хватает дистанционной работы. А что такое дистанционная работа? Это наличие каких-то тренировок на развитие определенных качеств. Кроме того, это большее количество работы на уровне ПАНО. И если мы делаем какую-то короткую гликолитическую работу в сторону МПК, то дистанционщики выполняют более длинную работу, смещенную по пульсовым режимам ближе к ПАНО. 

— Возможно, такие разговоры возникают из-за того, что ребята в квалификации стали показывать более высокие скорости, чем в забегах?

—  Дело в том, что перед чемпионатом мира в Осло мы много экспериментировали со скоростными режимами. И, на мой взгляд, эксперимент был неплохим, когда мы в качестве основы оставили свою методику, но добавили некоторые нюансы подготовки, которые используют норвежские спринтеры. Причем, просто для того, чтобы повысить скорость. И скорость мы действительно повысили. Но немножко потеряли при этом в выносливости. На самом деле, ребята стали бегать в прологе лучше, чем в забегах. Иными словами, это был эволюционный процесс. Мы поняли, что не хватает аэробной мощности. И на следующий год сделали необходимую коррекцию в этом направлении.

— А какие задачи ставили перед собой в следующем сезоне, в 2012 году?

— В этот год в целях подготовки к Сочи решили проверить отдельные моменты подводящих схем на заключительном этапе подготовки к основному старту. Петухов, скажем, готовился к Давосу, чтобы отработать какие-то нюансы и выиграть  этап Кубка мира. И сделал это. Крюков готовился к Оберст­дорфу — тоже выиграл (в рамках Тур де Ски). Хотели сделать пик еще весной, в конце сезона, но там не получилось по объективным причинам — из-за того, что мы начали экспериментировать с горными палатками. У Петухова не получилось из-за некорректного проведения этой работы, и получили негативный эффект, а не положительный. Ну, и Крюков немножко «запал» в конце сезона из-за того, что снова начала уходить мышечная масса. И он оказался примерно в том же состоянии, что было у него после Олимпиады в Ванкувере. Никита занимал призовые места, но побед не было.

В общем, сезоны 2011 и 2012 годов мы посвятили экспериментальной работе в разных направлениях. Двинулись в сторону интенсивности — обожглись. Потом проверили подводящую работу: что-то в ней получилось, что-то нет. Но схему опробовали. И дальше уже на этапах Кубка мира, исходя из предыдущих наработок, взвесив все позитивы и негативы, выработали подводящую методику на следующий сезон к чемпионату мира. В итоге она неплохо сработала на примере Крюкова. Можно считать, что и с подготовкой Петухова — с учетом всех проблем, возникших у него по ходу сезона (я имею в виду его спину), и корректировками, которые мы в этой связи вносили. И в то же время мы не отказывались от ряда экспериментов, связанных с нюансами Сочи (во время этапа Кубка мира). И после Валь ди Фиемме мы снова отправимся в Сочи, не дав ребятам восстановиться, чтобы провести там серию тестирований.

— Хотелось бы задать вам несколько вопросов по смазке лыж. В Сочи вопрос подготовки лыж стал крае­уголь­ным камнем. Здесь, в Валь ди Фиемме, по смазке тоже были нюансы... Я видела, как колдовали смазчики с лыжами Девятьярова, что у Крюкова лыжи подстреливали... 

— Мне передавали по рации, что Миша не справлялся с держанием. Начали увеличивать на его лыжах колодку. А это — палка о двух концах — улучшается держание, но ухудшается скольжение. И в итоге — на спуске его многие накатывали. На мой взгляд, элитный спортсмен все-таки должен уметь справляться с легкой отдачей. Редко когда в гонках бывает идеальная смазка.

— А научить этому можно, или тут должно быть какое-то природное чувство снега?

— В определенной степени, конечно, можно научить. Но в реальности приходится не учить, а отучать от позднего отталкивания тех спортсменов, которые приходят ко мне на подготовку в сборную с этой проблемой. Особенно трудно в этом плане с конькистами — теми, кто показывал свои лучшие результаты в гонках свободным стилем, а классикой особенно быстро никогда не бежал. Взять, к примеру, Петухова — он всегда отдавал предпочтение коньковым гонкам. И поэтому у него это особенно четко видно: когда идеальное держание — он показывает в классике хороший результат. Как только возникают какие-то нюансы, изменяются погодные условия, становится сложно идеально намазать колодку, сразу же у него происходит падение результатов.

Признаться, во вре­мя чемпионата мира этот момент отдачи во время гонки меня немножко напрягал. Тем не менее, тот же Крюков вообще не стал ничего делать с лыжами: как намазали, так он все и оставил. Но я-то видел, что лыжи у него подстреливали — он бежал на лег­кой отдаче. И я все время по рации спрашивал у Ленского: «Что ты делаешь с крюковскими лыжами, у него подстреливает?» Володя говорил, что всё под кон­тролем. Ну, ду­маю, мое дело — спросить и предупредить, а он уж на месте все уч­тет. Потом уже я узнал, что Ленский предлагал Крюкову подмазать, но Никита отказался. Пан­жин­скому — не знаю, подкладывали колод­ку или нет. А вот Девятьярову точ­но мазали дополнительно. Вот эти нюан­сы особенно сказываются тогда, когда спортсмен не очень хорошо готов или неважно себя чувствует.

— Возможно, здесь еще срабатывает момент психологической неуверенности? В состоянии полной готовности и психологического спокойствия спортсмен может справиться и с отдачей...

— Что касается Крюкова, то по всем последним перед чемпионатом мира тренировкам было видно, что он явно сильнее всех наших. А уж финиш его вообще выделялся среди всех. Мы проделали в этом году серьезную силовую работу. Каждый спортсмен, естественно, осуществлял ее по-своему. И Крюков отличается тем, что к тренировочным заданиям он относится очень профессионально, и лучше других всё схватывает. Но и сам много чего привносит в подготовительный процесс, постоянно выискивает какие-нибудь мелочи. Например, концентрацию на каждой конкретной задаче. Не стесняется обсуждать какие-то ключевые моменты. И это очень радует, поскольку я и сам стараюсь поступать так же. Я бы сказал, что тренировочный интеллект в лыжных гонках, способность учиться, находить нюансы у него несколько выше, чем у всех остальных спортсменов. Мы с ребятами много просматривали на видео технику ведущих спринтеров, технику прохождения подъемов того же Нортуга. Мы много обсуждаем эти детали.

— Похоже, что в отношении Никиты к делу не бывает мелочей: все подчиняет главной цели...

— В индивидуальной гонке классикой на чемпионате мира психологически для Никиты было очень важно взять «свое». Вопрос стоял о месте не ниже второго. Поскольку ясно было, что всё решится на финише, основным конкурентом был Нортуг. Хотя в спринте сюрпризов можно ждать от многих. Судя по всему, норвежцы проводят очень мощную аналитическую работу. И даже Нортуг как-то сказал, что на сегодняшний день в классическом стиле на финишной прямой сильнее Крюкова нет никого.

— Психологически установки, которые получали от вас все спринтеры, сильно отличались от тех, которые вы давали им на Олимпиаде?

— Конечно. Здесь были совершенно иные условия и соперники. Здесь первоосновой был быстрый финиш. Перед всеми стояла задача не отстать, а на финише решить вопрос дальнейшего продвижения по этапам.

— Для вас в психологическом плане этот чемпионат мира был тяжелее предыдущего, состоявшегося сразу после ванкуверской Олимпиады?

— Да уж, первая гонка была очень тяжела в этом плане. И прежде всего потому, что было осознание того, что Крюков может и должен выигрывать. Очень хотелось избежать всяких случайностей. В спринте они происходят сплошь и рядом. Надо было и спортсмена психологически подготовить. Хотя я считаю, что в плане психики Никита у нас самый устойчивый. Тем не менее, в чем-то его надо было поддержать, где-то предостеречь... С точки зрения тактики были сложности, когда три норвежца оказались в финале против одного Крюкова. Это тоже нельзя было скидывать со счетов. Были опасения, что двое из них попытаются Никиту закрыть, а третий в этот момент убежит. Но Крюков с самых первых метров не дал им шанса применить такую тактику. А дальше — никто из соперников не захотел идти вперед. Это значит, что у них не было никакого запасного тактического варианта. Хотя я на их месте все-таки пошел бы вперед. Все стали действовать по обстановке. Поэтому Никита довольно долго лидировал.

А потом, я считаю, всё было достаточно предсказуемо: Йонссон играл ту партию, которую он может сыграть — ему нельзя было до финиша затягивать — у него из тех троих, кто шел в головке — Крюкова, Нортуга и его самого — самый слабый финиш. Отсюда и вытекало, что Нортуг с Крюковым постараются усидеть за Эмилем. И уже кто-то из этих двоих будет быстрее на финише.

— Вообще, было видно, что рывок Йонссон предпринял просто отчаянный!

— Да уж. На этом рывке он и кончился... На финиш ему сил не хватило. Раньше у Йонссона такие рывки проходили — он отрывался на 20-30 метров и убегал. А здесь и подъем был другим, и вся ситуация — гонщики друг друга сторожили. Возможно, ему надо было с самого первого подъема так засаживать! Но тогда неизвестно, хватило бы его на вторую половину дистанции, или нет. Возможно, на тот момент Йонссон оказался в том среднем состоянии, которое позволяло ему выигрывать этапы Кубка мира за счет быстрого финиша, причем чаще в коньковых гонках. А в классическом стиле он в такой кондиции обычно не выигрывает. У него значительно слабее одновременный ход. Поэтому шансов у него особенно не было. Да и все остальные на тот момент в плане дистанционной скорости были готовы не хуже его. К тому же Крюков и Нортуг всё контролировали. А уж финишеры они куда более мощные.

Тем не менее я считаю, что в этой ситуации Никита допустил небольшую оплошность с выбором лыжни. Если все предыдущие забеги из четырех лыжней он выбирал самую лучшую, то в этой ситуации вовремя не сориентировался — ситуация ведь постоянно меняется. Хотя в полуфинале всё исполнил просто идеально. Вышел первым, очень четко, при хорошем держании лыж зашел в подъем... В прологе бежали по двум лыжням — и они были более скользкими. Никита выбрал скольжение. А Йонсон не зря же их по самой крайней лыжне обошел, где было лучшее держание. Так он просто бегом бежал! Впрочем, и у него, и у Нортуга держание было получше. А Крюков шел на небольшой отдаче. И ему надо было бы вставать в лыжню самую крайнюю. Закрыл бы тогда и ближнюю лыжню к повороту, заставив соперников уйти еще на метр дальше... Да еще и по технике начал немного напрягаться, суетиться и отстал от них примерно на метр. Хотя и чувствовалось, что он почти весь подъем до верхушки шел с запасом. Когда же Никите стало понятно, что соперники его обходят, набрали большую скорость, ему тоже пришлось ускориться, чтобы сесть на хвост. Что он и сделал. На самом деле, в той ситуации не было ничего особенно криминального. Просто в таких случаях я рекомендую быть начеку — немножко оглядываться и пытаться поймать момент начала рывка, который предпринимают соперники, если ты не работаешь на пределе и идешь с запасом. У Никиты этот запас был, и важно было уловить момент начала того рывка, который предпринял Йонс­сон. Кстати, для Йонссона этот рывок и стал роковым — он на нем и закончился. Этот рывок ему очень дорого обошелся, а Никита действовал грамотно, ускорялся очень плавно. И это позволило ему решить свою задачу-максимум на финише — вырвать у Нортуга золотую медаль.

— Теперь давайте переключимся на командный спринт. То, что происходило на сочинском этапе с результатами наших спринтеров в эстафете, в некотором роде напуга­ло российскую лыжную общественность... Особенно тот «провал», при котором дистанционщики — Япаров и Вылегжанин — оказались на голову сильнее всех спринтеров... Возникали разные сомнения относительно того, кто же тогда побежит тим спринт на чемпионате мира и на будущих Играх...

— Нас это абсолютно не пугало. Ту ситуацию мы вообще выкинули из головы. Там, кстати, и все иностранцы-спринтеры плохо пробежали, поскольку участвовали в этом старте с листа. Командный спринт был на 3-4-5 день пребывания зарубежных гонщиков на высоте. А это «яма» в акклиматизации. У нас это был 11-й день — тоже плохой день в плане самочувствия спортсменов. Плюс были неудачные моменты по смазке... На самом деле, объективно оценить тот результат было крайне сложно. Поэтому мы на нем особенно и не заморачивались. Кроме того, у нас были показатели биохимии крови, по которым мы понимали, что выходим на свой высокий уровень. Это подтверждали и все научные показатели. И в дальнейшем мы нуждались лишь в нюансах подводки и точнейшей настройки.

Что же касается победы дистанционщиков в командном спринте, так эту гонку выиграли «классисты». И тот результат вообще не имел никакого значения перед чемпионатом мира. Ведь на нем предстояло бежать спринтерскую эстафету свободным стилем.

Вылегжанина, конечно, можно было рассматривать как партнера Крюкову на коньковый командный спринт. Но опять же на места в команде могли претендовать и другие наши спринтеры. Ведь на этапе Кубка мира в Либереце спринтерскую эстафету «коньком» выиграла вторая российская команда Морилов-Девятьяров, потому что первая команда Петухов-Крюков после падения Алексея выбыла из борьбы за победу. 

И трасса в Либереце не была такой тяжелой ни по снегу, ни по подъемам, как в Валь ди Фиемме. Тем не менее мне и безо всяких дополнительных отборов было понятно, каких спортс­менов и при каких условиях можно заявлять в соревнования. Если бы нас ожидала в Италии трасса, например, с фирновым снегом, тогда можно было бы рассматривать в командный спринт и Колю Морилова.

— На самом деле, не очень понятно, почему из-за сбоя в выступлении Петухова в Сочи возникла необходимость его дополнительной проверки и контрольной тренировки между ним и Мориловым? Ведь тот же Морилов в Сочи вообще не смог продемонстрировать никаких результатов...

— Лично для меня та контрольная тренировка, которую тренерский совет решил проводить накануне чемпионата мира уже в Валь ди Фиемме между этими спринтерами, ничего нового не открыла. Как был Петухов функционально сильнее Морилова, так он это преимущество и продемонстрировал. Скорее, этот контрольный старт был необходим для того, чтобы убедить всех остальных тренеров, что Петухов именно на такой трассе и на таком снеге выглядит предпочтительнее Морилова. Я вообще считаю, что в тот момент он был одним из самых быстрых в мире в тим спринте.

К сожалению, я не знаком в деталях с подготовкой, которую проводил Коля. Но, кстати, в горах у него уже не в первый раз случаются подобные казусы — его не хватает на все четыре повтора. Максимум, что он смог показать еще в то время, когда тренировался в нашей группе — это три повтора. Дважды Морилов доходил до финала в Давосе. Пытался несколько раз действовать тактически — выходил вперед, затормаживая соперников — но даже это не помогало.

Возможно, тут играют роль его индивидуальные особенности: то ли ему не хватает времени на восстановление между полуфиналом и финалом, то ли тут дело в недостатке каких-то качеств, которые в нём ещё недообследованы. Если бы он был таким же быстрым в горах, как на равнине — это был бы совсем другой расклад. Я предполагаю, что Морилов потому и быстрый, что у него преобладают быстрые мышечные волокна, которые быстро закисляются. Это обстоятельство как раз и определяет его способность очень хорошо и уверенно чувствовать себя на равнине, и значительно хуже — на горных трассах.

— Все эти «разборки» не повлияли на психологическую устойчивость Алексея Петухова?

— Конечно, его немного напрягало, что снова и снова приходится что-то доказывать. Но мы постарались ему всё объяснить. И он с нами согласился. Проблема была в другом. К сожалению, на прошлом чемпионате мира у него произошел сбой. И, прежде всего из-за того, что Леша не смог оградиться себя от влияния извне. Результат Петухова в гонках очень сильно зависит от его психологического состояния. В этом году мы постарались сделать так, чтобы ничто ему не мешало, чтобы не было никаких лишних контактов. И это сработало. Хотя это и не всегда получается. 

— То есть ему нужно учиться концентрироваться, не обращать внимания на происходящее вокруг?

— Да. Вот Крюков именно такой — сконцентрированный. Панжинский тоже умеет это делать. Второй раз мы уже провели эксперимент, и он сработал: на Олимпиаде в Ванкувере в комнату с предельно мобилизованным Крюковым поселили Панжинского. И Саша перенял у Никиты эту степень концентрации. В результате — занял высокое место на пьедестале. На чемпионате мира в этом году с Крюковым поселили Петухова. И снова «золото»!

— С психологией разобрались. Теперь давайте вспомним непосредственно саму командную гонку. Какие тактические задачи вы ставили перед ребятами в спринтерской эстафете?

— В прологе им нужно было максимально экономить силы. А поскольку Крюков бежал второй этап, то от него зависел финиш. По жребию ребята бежали во втором забеге, и мы уже знали результат предыдущих финалистов. К последнему этапу, когда скорости возрастают до максимальных, было понятно, какое место мы должны постараться занять в итоговом протоколе. И перед гонщиками была поставлена задача: действовать по ситуации, с учетом времени предыдущего забега, чтобы гарантировать себе проход в финал. Я находился в прологе ближе к финишу и контролировал время прохождения ребят по дистанции.

Но в первом повторе Петухов, честно признаюсь, произвел фурор! У нас был один из возможных тактических вариантов с первого повтора начать свой этап быстро. Но он начал сверхбыстро! У предыдущего забега на километре он выигрывал 8-9 секунд. Понятно, что в тот момент от него еще никто не отставал. Но соперники сильно закислились. И получилось, что некоторые буквально рухнули. К моему удивлению, среди них оказался норвежец Гульберг. То ли он переволновался и слишком «дёрнулся», а потом начал суетиться. То ли в этот конкретный день оказался не готов. Но ведь именно этот человек накануне в классике показал чуть ли не свой максимальный результат — личный ре­корд в карьере — он попал в финал на чемпионате мира! А через два дня оказался не готовым даже выйти из полуфинала, не то что показать свой же максимум.

Естественно, невыход норвежцев в финал повлиял на тактические решения шведов — если бы был Нортуг, они наверняка вели бы себя на этапах более активно, стараясь оторваться. А в этой ситуации они в основном ориентировались на нас и, видимо, решили победить за счёт быстрого финиша Йонссона.

У Алексея в финале была задача как можно больше напрягать соперников, чтобы появились какие-то разрывы, чтобы у Крюкова появилась возможность сохранить силы. Хотя в итоге это и не особенно получилось. Как вы заметили, слегка моросил снежок, и те усилия, которые Петухов прилагал, чтобы на метр-полтора оторваться на подъемах, потом нивелировались на спусках. Соперники ехали за ним уже по накатанной лыжне, и на Лёшу накатывали, а порой даже и объезжали...

Я всё это хорошо видел, потому что к финалу поднялся наверх, на выход из первого подъема, и имел возможность там переходить на выход из второго. Но свою задачу все время «напрягать» других участников забега и передавать эстафету Крюкову первым, а если не первым, то вторым-третьим без разрывов от лидеров, он выполнял. Если посмотреть по времени, то первые два повтора были пройдены на средней скорости. И это позволило Крюкову оставить силы на то, чтобы реализовать на финише свои взрывные качества. Петухов закончил свой заключительный забег первым. За ним с небольшим отрывом пришли Чеботько и Хеллнер.

Первый подъем Крюков зашел третьим за Полтораниным и Йонссоном. На втором подъеме, когда между Никитой и Эмилем Йонссоном образовалась совсем небольшая «дырка», в нее попытался вклиниться Алекс Харви. И оказалось очень удачно, что я находился как раз там, наверху, я успел вовремя крикнуть Никите: «Справа прикрой!»

Уж не знаю, услышал он меня, или просто почувствовал на телепатическом уровне, но Никита чуть сместился вправо и не дал канадцу совершить этот маневр. И уже на спуске буквально двумя отталкиваниями одновременным ходом Никита далеко уехал от Харви и стал накатываться на Йонссона. На финишном бугорке они оба «съели» Полторанина. А на финишной прямой Крюков взял влево и своим мощным одношажным ходом обошел Йонссона. И это была очень долгожданная победа в командном спринте.