Утробин

Опубликовано: Журнал №60

Когда я начал заниматься лыжными гонками, моей основной тренировочной трассой была лыжня в зоне отдыха «Битца», которая была ближайшей к моему дому, а в легендарном Красногорске я впервые побывал лишь в 2003 году, когда бежал свой первый в жизни марафон — «Рождественский» — тогда, правда, сокращенный до 30 километров из-за мороза. Однако когда речь заходила о Красногорске, от своих товарищей по лыжне я слышал в основном не о том круге, по которому довелось пробежать эту «тридцатку», а о другом — Утробинском — таком тяжелом, что выехать на нем на «десятке» из 40 минут считалось хорошим результатом. Тогда же я узнал, что сделал его фактически вручную один-единственный человек — Иван Утробин, а в журнале «Лыжный спорт» наткнулся однажды на фразу знаменитого тренера Александра Алексеевича Грушина, который сказал, что он много видел хороших лыжных кругов и в России, и в мире, но никогда не видел трассы, в которую было бы вложено столько ручного человеческого труда, как на Утробинском круге в Красногорске.

Потом мне и самому довелось поработать на этом круге, когда наш университетский тренер Сергей Иванович Дороненков вывозил нас помогать готовить трассу для чемпионата мира среди ветеранов. Помню, как эмоции переполняли меня, когда я приезжал кататься по этой подготовленной ретраком лыжне во время чемпионата мира среди ветеранов, как долго приходилось лезть в затяжные подъемы «всесоюзки», как летел со спусков по специально широко нарезанной лыжне. Я, кстати, тогда искренне полагал, что такую широкую лыжню на спусках делают на всех трассах, где проходят крупные соревнования, и был очень удивлен, узнав, что это тоже ноу-хау Ивана Степановича Утробина. Того самого Утробина — призера Олимпийских игр и чемпионата мира по лыжным гонкам, человека, которого весь лыжный люд уважительно называет великим тружеником и которому в следующем году исполнится 80 лет.

Журнал «Лыжный спорт» не мог пройти мимо этого события — мы повстречались с Иваном Степановичем накануне юбилея.

МОЛОДЫЕ ГОДЫ

— Расскажите, пожалуйста, откуда вы родом?

— Я родился в 1934 году в Татарии. Моё село Орловка сейчас — пригород Набережных Челнов, и там располагается известный автомобильный завод КамАЗ. Там, в Орловке, я и провел всё своё детство, военные и послевоенные годы. Детство, конечно, было тяжёлое — война, работать приходилось всё время, и у меня рабочий стаж начался, можно сказать, с пяти лет, когда отец брал меня с собой на полевые работы. Жали, косили тогда на лошадях, запрягали одну спереди и две сзади, и вот он меня сажал на переднюю гусевую лошадь, и она, чувствуя, что кто-то на ней сидит, шла вперёд.

Это было ещё до войны, а когда она началась, отца призвали в армию, и я также стал работать с братом. А уже лет в 12-13 я самостоятельно работал на косилке, на жатке, и сам сажал на переднюю лошадь такого же гусевого пацанёнка. Работать приходилось много: пахать, боронить, пасти лошадей, коров — но это, конечно, летом, а зимой я, как и все мои сверстники, ходил в школу. Бегать много приходилось, что потом, возможно, и помогло мне в спорте. Так я закончил 8 классов и уехал в Пермь, в ремесленное училище.

— Кем были ваши родители?

— Они были колхозники. Отец — сельский механизатор, работал со всей сельскохозяйственной техникой.

— Как вы познакомились с лыжами?

— В Перми я два года проучился в ремесленном училище, и там решил пойти в лыжную секцию, но меня не взяли из-за небольшого роста. Тем не менее, на соревнованиях я, не занимаясь, обыграл всю их сборную команду. «Как же так?» — спрашивают. «Можно и так», — отвечаю. Мы ведь в детстве, бывало, и с лошадьми наперегонки бегали. Пасешь лошадей — там же нечем заняться-то. А бывало, проспишь, а лошадь убежит. Километров за десять на поля иногда они убегали: пока найдешь её, пока поймаешь — так уже и набегаешься...

— А на лыжах в детстве тоже бегать приходилось?

— На лыжах нет. Их ведь не было ни у кого. Конечно, какое-то подобие лыж делали, отломав доски от селедочной бочки и прибив к ним ремешки. Но мы на них в основном с гор катались, прыгали, кто дальше. А о соревнованиях лыжных я в детстве и понятия не имел.

— А после ремесленного училища куда попали?

— Поехал в Томск работать, отправили меня на закрытое предприятие, изготавливавшее военную продукцию. Там два года ничем не занимался, а потом меня как-то попросили проехать за нашу механическую мастерскую на велосипедных соревнованиях. А я еще в детстве на большом велосипеде катался, правую ногу сбоку в раму просовывал и так и крутил педали — поэтому решил, что и сейчас справлюсь. В общем, я опять обыграл всех: и «механичку» нашу, и цех — и после этого меня уже стали привлекать на соревнования, в том числе и по лыжам. Это был 1954 год. Лыж тогда ещё ни у кого толком не было: обычные рабочие ботинки, полужесткие крепления — и вперед. Но ко мне успех опять пришел сразу, и в 1955 я уже стал заниматься — правда, в основном велосипедом. У нас на заводе были ещё двое спортсменов: инженер и механик из Москвы, окончившие институт им. Баумана и попавшие на завод по распределению. Они мне и предложили тренироваться, и сначала мы гонялись на дорожных велосипедах, а потом нам и гоночные выдали. И уже в 1956 году я поехал выступать на первенство России.

— Расскажите, как в те годы занимались велосипедным спортом, когда на дорогах даже покрытия асфальтового не было?

— Какое там покрытие?! Булыжники одни, да щебёнка! У нас в Томске был Московский тракт: обыкновенная глиняная дорога, посыпанная гравием. Мне дед еще рассказывал, что они по этому тракту, когда он в армии служил, пять лет (тогда 25 лет служили) шли на Дальний Восток. Так мы и тренировались, ездили по 300 километров из Томска в Новосибирск. В субботу после обеда выезжали, потому что тогда выходной только один день был — воскресенье. Ночь ночевали, и на следующий день — обратно. Так по 600 километров за выходные и проезжали. На России я, конечно, не лихо выступил. Велосипед у меня был трековый, переделанный под шоссе, и так на нем трясло, что к финишу, как говорится, все мозги вытрясло. Да и опыта у меня было не много: столкнули меня на обочину, и доехал я только шестым. На Первенстве Сибири и Дальнего Востока я уже был в призерах, и в этом же 1956 году выступал на том же Первенстве и в легкой атлетике. Выступал на трех дистанциях: 400, 800 и 1500 метров — и бежал практически по I разряду. Лето кончилось, наступила зима, и надо было выступать на лыжах...

— Это вы за завод всё время выступали?

— На велосипеде нет, уже за сборную области ездил. А по лыжам мои первые соревнования в 1956 году прошли тут, в Яхроме. Проводилось первенство ВЦСПС, то есть профсоюзов. Бежали все, кроме армейцев: и Кузин, и Колчин, и Аникин, и Шелюхин — в общем, вся та плеяда. Пятьсот человек бежало, и я, стартовав в самом конце, занял где-то 250 место, в серединке расположился. Кузин тогда выиграл, а Аникин был вторым. Подъемы, помню, были крутые, лыжня осыпалась, ждали друг друга, как на марафоне. Вот таким было моё первое знакомство со звездами лыжни.

Летом 1957 года я продолжил выступать за сборную области по велосипеду и легкой атлетике, в городских соревнованиях, само собой, участвовал. Стал даже на сборы с командой выезжать. В основном ездили на юг, в Казахстан.

— А на работе как смотрели на ваши спортивные занятия?

— От работы на время сборов освобождали. Но мы ненадолго уезжали: на неделю-другую. Мне повезло, что у нас был очень хороший директор завода Громов — дважды лауреат сталинской премии. И вот он как-то зашел ко мне в комнату в общежитии, а у меня все стены в грамотах. А дело так было. Я музыку очень любил: и сам на гармони, на баяне играл, и ночью разные мелодии по радио записывал — вот он услышал их и зашел — так мы с ним и познакомились. С тех пор он меня на соревнования и сборы всегда отпускал, даже если начальник цеха против был, директор говорил: «Нет, пусть он едет».

Но я ведь и на работе на хорошем счету был. У меня после ремесленного была специальность «ремонтник металлорежущих станков». Само собой, я и работать на них должен был уметь — мне же надо было испытать, прежде чем сдать. У меня из почти 400 человек выпускников у единственного пятый разряд был — дали в виде исключения. А в Томске мне уже через три месяца присвоили шестой разряд. То есть я стал слесарем-ремонтником высшего разряда.

СБОРНАЯ

— Со сборами пришли и ещё более серьезные успехи?

— Да, на Первенстве Сибири и Дальнего Востока по лыжам я выиграл две личные гонки: 15 и 30 километров. Также мы командой области выиграли и эстафету. Я бежал четвертый этап, и мои товарищи тогда смеялись: «Сколько тебе привезти?» «Больше пяти минут, — говорю, — не привозите, а то мне не выиграть!» (улыбается). Выездов, правда, у меня никуда в тот год не было, и в стране я особо не котировался. Параллельно продолжал выступать и в легкой атлетике, и в велосипеде, то есть исправно закрывал за область три вида. В 1958 наша команда вновь победила на Первенстве Сибири и Дальнего Востока, и мы попали на Спартакиаду народов РСФСР в Свердловске — крупнейшие соревнования за всю их историю. По удостоверению участника соревнований можно было бесплатно проезжать в любом общественном транспорте, спортсмены имели множество привилегий. И вот там, на этой Спартакиаде, я был вторым в гонке на 15 километров и третьим в гонке на 30 километров, а в соревнованиях участвовали все сильнейшие спортсмены, члены сборной команды Союза. В эстафете на своём четвертом этапе я тогда показал лучшее время.

После этого я решил принять участие в 25-м Празднике Севера в Мурманске. Там я в личных гонках в призёрах не был, но в эстафете мы пятой командой России сумели занять второе место, обогнав и первую сборную, где бежали члены сборной СССР. Я на последнем этапе вновь показал лучшее время, лишь чуть-чуть не достав Кузина! А лыжи у меня такие были! Одна 2 метра, другая 2.05, на них даже желоба не было, жалко, что не сохранились они для истории.

Благодаря этим результатам меня включили в состав сборной СССР, и я поехал с нею на сбор. Беговая подготовка у меня была хорошая, и практически со всеми лыжниками я разделывался легко. Упор же в своей лыжной подготовке я делал на велосипед; тем не менее, все контрольные я либо выигрывал, либо был в призах. Несмотря на это перед летом меня вывели из состава команды Союза. Дело в том, что я работал на закрытом предприятии, и выезда за границу мне не давали. Делать было нечего, и я сосредоточился на велосипеде. За лето накатал 40 тысяч километров, и тут мне приходит письмо из сборной команды. Каменский передумал и в сентябре вызвал меня на сбор в Бакуриани. Мне как раз надо было ехать на Первенство Союза по велоспорту, но я прикинул, что там мне всё равно ничего не светит — ребят-то, основных своих соперников, я хорошо знал. И я поехал в Бакуриани. «Сколько набегал за лето?» — спрашивают. «Километров 200 набегал», — отвечаю (улыбается). На первых контрольных я был вторым, третьим, четвертым, а когда вернулись, я принял участие в традиционном кроссе лыжников на Планерной. Там в то время наряду с лыжниками принимали участие сильнейшие легкоатлеты, марафонцы. Бежали 15 километров, и когда пробежали первый 7,5-километровый круг, я им сказал: «Вы, конечно, как хотите, а я тороплюсь, мне побыстрее на­до», — и убежал. Так за эти оставшиеся 7,5 километров я выиграл у всех две с половиной минуты. Подъемы очень крутые там были, но для меня после велосипеда они не представляли труда. Я, бывало, «танцовщицей», не садясь в седло, проезжал до 25 километров, так что ноги очень накачанные были.

В 59-м году я стал четвертым на Первенстве Союза в гонке на 30 километров, а на Празднике Севера занял второе и третье места. В 60-м году сборная готовилась к Олимпиаде в американском Скво-Вэлли, и я, может быть, и не первым номером, но в команду проходил железно, однако мне вновь не дали выезд, и команда уехала на Игры, а я остался дома. На Первенстве СССР, которое проходило после Олимпиады, меня даже в группу сильнейших, где бежали наши олимпийцы, не поставили, дали двухсотый номер. Тогда и так-то лыжню не очень хорошо готовили, а когда по ней ещё и 200 человек пробежит — представляете, что от неё оставалось?! Тем не менее, гонку на 30 километров я выиграл, опередив ближайшего преследователя на 58 секунд. Причем у меня на палке порвался ремень, и мне свою отдал Кузин. Я тогда бегал с палками 132 см, а здесь почти 15 километров пришлось идти с палкой 145 см. Когда я финишировал, на стадионе уже никого не было: ни спортсменов, ни корреспондентов — конечно, кто же будет ждать двухсотые номера?! И только на следующее утро ко мне в гостиницу приехали представители прессы.

По итогам сезона меня опять включили в сборную команду для подготовки к чемпионату мира в польском Закопане в 1962 году. Так как в Томске выезд мне не давали, я оттуда уволился и переехал сюда, в Красногорск. Тут я был еще в 1958-м, когда в Красногорске проходил ЦС «Труда». Мне сразу понравилось это место: рядом с Москвой, отличный рельеф, образованный крутыми склонами оврагов. А вот дистанцию тогда сделали равнинную, с одним большим подъемом в начале. Как только я переехал, мне сразу тут дали квартиру, а до этого ещё предлагали бегать за «Динамо», давали квартиру в Москве, в которой потом жил Веденин. Но я тогда решил, что нет смысла там жить, потому что тренироваться всё равно придётся ездить в Красногорск.

Также, переехав, я начал готовить тут тренировочную трассу. Сначала у меня был круг 11 километров, потом больше. Параллельно поступил в Малаховку, в школу тренеров, где отучился два года. Там забавный случай был: у меня не получалось сдать технические виды: ядро, копье и так далее — а один из преподавателей ну никак не хотел мне без этого ставить зачет. А с моим ростом толкнуть ядро на восемь с половиной метров — это представляете, какая должна быть траектория?! Тогда я ему говорю: «Давай я полторы тысячи пробегу по первому разряду — тогда поставишь мне зачет?» Для него это, конечно, дико было, потому что у него в легкоатлетической группе максимум по второму разряду люди бегали. И он, конечно, не поверил — как это так, чтобы лыжник, да по первому разряду пробежал? Болельщиков, помню, много собралось посмотреть, как я побегу: преподаватели пришли, студенты. А у меня и шиповок-то не было, мне дал сосед по комнате, член сборной СССР по марафону Огрызков. Погода ещё такая была: дождь прошел, лужи — и я, чтобы чужие шиповки не испортить, все эти лужи оббегал, а результат показал около 3:50 (сейчас такой результат соответствует уровню КМС. — Прим. ред.). Я тогда десятку по стадиону за 30 минут бежал, 800 метров — за 1:49. В общем, данные у меня были, мотор, как говорится, работал.
В 1961 году мне без всяких уже проблем дали выезд, и я сразу объездил все скандинавские страны. Также в этот год проходили тестовые перед чемпионатом мира соревнования в Польше, где я занял пятое место в личной гонке, а также в составе сборной команды победил в эстафете. В 1962 году на чемпионате мира я был пятнадцатым в гонке на 15 км, седьмым на «тридцатке». В эстафете бежал на первом этапе и выиграл его, а команда заняла в итоге третье место. В этом же году я выиграл две гонки на Кавголовских играх, занял второе место на Лахтинских играх, в Холменколлене был шестым на дистанции 50 км, а на Фалунских играх — четвертым в гонке, а также мы заняли там второе место в эстафете. А ведь скандинавы тогда в лыжах были на первых ролях. В Фалуне со мной с первого этапа решил стартовать знаменитый Ернберг, король лыж. Борьба была колоссальная! На этих соревнованиях у шведов впервые появилась мазь Rode, и они все гонки бежали тогда на красной жидкой мази Rode, и бороться с ними было ну просто невозможно. К счастью, болеть за нас приехал посол в Швеции, и он, узнав о наших проблемах, позвонил нашему послу в Италии, своему другу, чтобы тот тоже срочно прислал нам мазь. И действительно, нам привезли мазь, а погода поменялась, и мы со смазкой опять пролетели.

В дальнейшем я продолжал участвовать в международных соревнованиях. Тогда ведь не было Кубка мира, а были просто международные старты: в Кавголово, Лахти, Холменколлене, Фалуне. И я на этих стартах практически во всех гонках попадал в «десятку» сильнейших. Жалко, что не было общего зачета, потому что я тогда мог бы и выиграть. Но раз не было, то что об этом теперь говорить? Естественно, после чемпионата мира мы начали подготовку к Олимпийским играм, которые проводились в австрийском Инсбруке в 1964 году.

— А как вы вообще готовились, у кого тренировались?

— У меня никогда не было тренера, я всё время сам готовился и, возможно, на этом и погорел — заступиться-то некому за меня было... А по тренировкам мне помощник не был нужен, я сам в этом вопросе прекрасно ориентировался.
— Читали специальную литературу?
— Ничего я не читал. Тренировался так, как подсказывало самочувствие. Начинал сезон спокойнее, а потом прибавлял и прибавлял — как в скорости, так и в объеме. Я вообще на таких скоростях тренировался: в среднем бежал 15-16 км/ч. Когда сделал себе круг, то пробегал его сначала на время, приблизительно за 55-56 минут, а тренировался на минуту-две слабее. Бывало, бегал четыре круга по 15 километров, и все из часа вылезал. А 15-километровый круг тут был очень серьезной трассой.

— И как часто вы такие тренировки по 60 км делали?

— 60 не очень часто, где-то в месяц раз. В основном бегал километров по 30-40, то есть тоже помногу. Мало я никогда не тренировался. Объем был будь здоров!

— И сколько вы так набегали?

— Кроссов 3.000 — 4.000 км получалось. Но ведь я не только кроссы бегал, у меня ещё три раза в неделю велосипед был. Даже в сборной, когда тренировались, я только на те тренировки ходил, на которые считал нужным, остальное своё делал, но старался не мешать никому. Когда в Малаховке учился, на велосипеде тренировался со сборной Союза по велоспорту. В Куркино, помню, ездили: Капитонов, Мелихов, Сайхуджин, Петров, Черепович. И вот они меня с собой тренироваться брали, я иногда вперед выходил, дергал, но в основном тоже старался не мешать, понимал, что у них своя работа, специфическая...

— Вернемся к подготовке к Олимпиаде...

— Я тогда на отборочных стартах выиграл две гонки и попросил 50 километров пропустить, восстановиться. Но нет, заставили бежать, сказали, что я, марафонец, не могу длинную гонку пропустить. Пришлось бежать, второе место я там занял, а на Олимпийских играх сразу понял, что всё. У меня вес боевой был 65 килограмм, а тут и с этого веса ещё 5 килограммов слетело, на длинных тренировках стало мышцы сводить. Первую гонку я пробежал, был 12-м, но сразу сказал, что 50 км не побегу, потому что смысла нет просто. Начал готовиться к эстафете, которую стартовал с первого этапа. Свой отрезок я пробежал нормально, передал в группе лидеров, мы там в секундах прибежали: первый, второй и третий. Шведы тогда первыми пришли в итоге, финны вторыми, а мы третьими. Могли бы и выиграть, но у нас на последнем этапе бежал Колчин, а он, как мы тогда говорили, был мандражист. Ему эстафету передавали с отрывом в 37 секунд. Меня уже все поздравляли, а он эти 37 секунд проиграл за три километра. Потом, вроде, вработался, пришел вместе с соперниками, но на финише им уступил. Но в этой эстафете и у меня каверзная ситуация случилась. Нам старт, чтобы удобнее стартовать было, отнесли метров на 700, и из-за этого, чтобы дистанция длиннее не получилась, самый крутой подъем на трассе убрали. Я этого перед стартом не знал, и всё ждал его, чтобы на нём уж с соперниками разобраться. Подъехали, и смотрю, стрелка мимо него показывает. Дистанция дальше такая игривая пошла, и я уже ничего сделать не смог, а был бы этот подъём, я бы, конечно, оторвался, потому что всех стартёров я очень хорошо знал, так как на соревнованиях на первый этап постоянно одних и тех же ставили. Они и гонки-то даже не бежали, только эстафету с первого этапа стартовали. Но наработались мы тогда крепко, конечно, несмотря на то, что дистанция несложная была. До чертиков, как говорится. Финишировали просто невменяемые. Правда, сейчас падают, но я считаю, что можно в любом случае найти в себе силы и не упасть. Тем более, что сейчас такая лыжня хорошая, жесткая, в ней что хочешь можно успеть сделать: и умыться, и переодеться (улыбается).

Олимпиада закончилась, и мы начали готовиться к следующей. Отбор на неё проходил в Ворохте, на Западной Украине — разыгрывалось первенство Союза. Я там был вторым и восьмым, но на Игры меня не взяли. Тренера у меня не было, заступиться было некому. Точнее, взять-то меня взяли, но туристом, бежать не поставили. Получается, одну Олимпиаду был невыездной, другую — старый стал. А на моё место взяли молодого Долганова из Омска, чей тренер Виктор Дмитриевич Баранов работал в сборной Союза. Приехали с Олимпиады — а я там и не тренировался совсем, только ездил болеть за наших на все виды, но на чемпионате СССР в Отепя я опять обыграл всех олимпийцев в одну калитку. Все дистанции выиграл, только в эстафете мы вторыми были.

КРАСНОГОРСК

— Расскажите, пожалуйста, как в Красногорске появились ваши знаменитые лыжные трассы? Что тут было до вас?

— До меня тут, считай, ничего и не было. Была одна равнина. Я с 1961 года начал тут копать все эти косогоры, где-то и подрубать приходилось. Поначалу, конечно, трасса узковата была, но раньше для классики и не нужно широко-то было. Первый круг у меня был 11 километров, потом я увеличил его длину до 15 км. Но вплотную трассой я занялся, когда пришлось закончить со спортом.
После Олимпиады в Гренобле 1968 года благодаря успехам на чемпионате СССР меня оставили в сборной, и я стал самостоятельно тренироваться у себя на родине, в Набережных Челнах. И там во время велосипедной тренировки меня сбила машина. Меня сбили на полпути между Челнами и Заинском, родиной Фёдора Симашёва. Водитель Запорожца был просто мертвецки пьян, и меня всего поломал: и ноги, и руки — в общем, всё. После этого я ещё пытался бегать, но ближайшим моим местом было девятое на первенстве Союза. С каждым годом становилось всё тяжелее, несмотря на то, что желание было. Нога практически перестала сгибаться, бегать приходилось на цыпочках, и в 1974 я решил, что всё — пора заканчивать мучить себя и окружающих, и прекратил занятия.

— А что стало с тем человеком, который сбил вас?

— Ничего с ним не стало. Что с него возьмешь? Я даже не стал потом ни судиться, ни рядиться... Хорошо ещё, что автобус рейсовый шел мимо, видел, как он меня сбил, и подобрал. А не будь автобуса, даже не знаю, чем бы это всё закончилось. Я по краю дороги ехал, и машина меня в икроножную мышцу ударила, а ноги были туклипсами зафиксированы. Шипы дюралевые — три вылетели, а четвертый остался, и нога не отстегнулась, вот из-за этого меня и поломало. Велосипед у меня хороший был, французский CMS, предназначенный, но не подошедший одному из членов нашей велосипедной сборной. Он у меня и до сих пор цел, только колес на нем нет. Он меня как поддал, так я сальто сделал и на обочину упал. Рядом с позвоночником четыре ребра сломал. Повезло, видимо, что кочка так легла, а сломал бы позвоночник — не выжил бы.

В больнице провалялся три с лишним месяца. Из Заинска на самолете меня перевезли в Казань, а потом и в Москву, в первый физкультурный диспансер на Курской. Там я на костылях по 15 километров ходил, велоэргометр крутил, а как только гипс сняли — сразу на такой велосипед сел. Осенью дней 15 на снегу постоял — и уже на соревнования в Апатиты поехал. Там тогда знаменитый Иван Гаранин выиграл, а я был шестым. Во время вынужденного простоя я очень сильно руки накачал, мог без мази на одних руках любую гонку проехать. Пока в диспансере лежал, мы соревновались с артистом из цирка, кто больше раз гантель поднимет. У меня тогда одна рука только без гипса была — ею и поднимал. Сначала он поднял 300 раз, потом я 500, а когда выписывался — уже 1000 раз её поднял.

Вообще, силовая подготовка у меня всегда на уровне была. Помню, на заводе баллоны 120-килограммовые на плечо — и потащил по лестнице. Жалко коньком тогда не ездили, потому что этот ход у меня бы отлично пошел. Но тогда негде было, а когда лыжня позволяла, я бегал коньком. Например, последние свои 70 км я выиграл, полдистанции идя коньком. Там бульдозером лыжню готовили, и отвалы были шестиметровые — было, где отталкиваться. А на спусках на кантах скатывался.

В 1974 году как раз пластик уже появился. Я в тот год для «Красногорской лыжни» уже трассу готовил, ну и соревновался немного. За неделю до «Красногорки» там Россия проводилась, и я пробежал «пятнашку» за 42 примерно минуты. А Беляев, победивший на «Красногорской лыжне», пробежал ту же дистанцию за 38 минут. Скорость такая была — под 90 км/ч! Там спуск был колоссальный, а после него подъем — тоже огромный, так он за счет набранной скорости до середины этого подъема пролетал! Сейчас, говорят, подготовка лучше стала, бегут быстрее, но почему бегут быстро? Из-за трасс, из-за инвентаря. А поставь сейчас их на деревянные лыжи, намажь жидкой мазью по всей длине и посмотри, что они покажут. Тут подготовка совсем другая нужна. Сейчас полтинник из двух часов выбегают, а я первенство Союза выигрывал — едва-едва из трех выбегал. Представляете, насколько я больше на пределе работал? На час целый! Он прошел сейчас 50 и упал, а мне ещё час в таком же режиме надо было работать!

— Когда закончили бегать, чем стали заниматься?

— Попробовал работать тренером, но материальной базы не было совсем никакой. Были у меня ребята, и пока у меня оставались мази, инвентарь, я им давал, но потихоньку запасы стали истощаться. Кормил их перед тренировкой, потому что у меня зарплата была 200 рублей, а у них по 80, а у некоторых семьи еще. На тренировке я сам им темп задавал, и хоть я на одной ноге бегал фактически, темп для них все равно был запредельный. Уж до 50-то лет я их обыгрывал, как хотел. Но работа тренером подразумевает поездки на сборы, а я и до этого 20 лет жил в общежитиях, гостиницах. Семейная жизнь от этого не складывалась, с женой разойтись пришлось. Так и бросил я тренерское дело, директором школы стал, но и это тоже не моё оказалось — с бумагами возиться. Решил тогда сосредоточиться только на подготовке трасс. Изобрел себе приспособление для подготовки — по тем временам как ретрак. Платформа шириной 1.05 м, двигатель, резак сзади. За один проход лыжню нарезал. Потом «Буран» появился, на нём стали готовить, а «ретрак» мой до сих пор тут стоит. Разобрать бы его на металлолом, да жалко.

— И как этот ваш «ретрак» работал?

— Очень просто. Он специальными шипами рыхлил снег, а я, держась за него, ехал по мягкому снегу на лыжах, и оставлял лыжню. На спуске пошире ноги держал, на подъеме — поуже. Потом стал к нему резак цеплять. Мотор на нем слабенький был, от инвалидки. Крейсерская скорость — 5 км/ч. Так 15 километров три часа и ехал, зато за один раз лыжня готова была. В гололед, правда, приходилось и по несколько раз проезжать, чтобы разбить лёд как следует.

— Говорят, на вас дела за вырубку деревьев на трассе заводили...

— Да, было такое, ещё в те советские времена. 12 тысяч штрафа заплатил. В то время с этим намного строже, чем сейчас, было. Хорошо, что тогда из спорткомитета мне деньги на это выделили, было, чем заплатить.

— А почему сейчас ваша легендарная трасса пришла в запустение?

— Понимаете, сейчас для гонок не нужен круг 15 километров, а готовить его только для того, чтобы кто-то тренировался, нет средств. Раньше же это всё заводское было, завод деньги давал, бензин. А как это прекратилось, так и трассу перестал готовить. С заводом-то мне проще было договориться, там все были знакомые. А сейчас только вопросы задают: для кого будешь готовить, а как им объяснишь?

— По своему опыту скажу, что лыжные трассы в Красногорске очень востребованы. Даже в будние дни в лесу катается очень много народу.

— Да, и правда много. Это в 90-е годы, как пошла вся эта разруха, было небольшое затишье. А до этого завод постоянно какие-то соревнования проводил, был День здоровья, когда какой-то из цехов выходил на лыжню. Каждую пятницу я дистанцию для соревнований должен был делать, а сейчас проводят первенство завода один раз в год, и всё. На 23 февраля был пробег из Нефедьево (деревня в 15 км от Красногорска, где находится Мемориал погибшим в ВОВ. — Прим. ред.), на который собиралось по 800 человек! Им тоже лыжню готовили. Это колоссальный труд был, а организовывал всё завод.

— Есть ли у вас надежда, что сейчас ваши круги будут восстановлены?

— Нет, ничего этого уже не будет. Таких как я, уже нет и не будет. Я ведь на кругу по 10 часов работал. Когда я в сборной Союза был, у меня по плану два дня ОФП значилось. Вот я в эти дни и копал дистанцию, рубил — представляете, сколько я земли перетаскал!

— Но ведь подготовили же новые петли к чемпионату мира среди ветеранов...

— Да, но это опять же всё я подбирал. Спланировать трассу — это ведь тоже не так просто. Я, перед тем как те петли проложить, столько там исходил: и пешком, и на лыжах. Там дальняя точка по прямой всего в 3 км от стадиона, а надо было 15 километров накрутить! Делал всё один, и многое переделывать приходилось, особенно, когда пластик появился и скорости стали гораздо выше. Контруклоны метра по полтора делал, как на треке почти.

— А как же в Битце? Там ведь поддерживают аж 25-километровый круг...

— Ну, значит там финансирование другое, организация.

— Неужели у города нет денег на подготовку трассы? Ведь не в бедной стране живем, нефтью торгуем...

— Вот и проторговались! Я со страной все невзгоды пережил: войну, послевоенные годы тяжелые... Сейчас говорят, что тогда притесняли. Я так скажу: «Кто работал, того не притесняли!» Я ведь никогда ни октябренком не был, ни пионером, в партии не состоял. Мне это и не нужно было, потому что я такую работу делал, которую ни одному коммунисту не доверили бы. И на трассы деньги находились. А сейчас это так преподносится, что тогда плохо было. Ещё у нас хорошо, пока Рассказов* работает, а что после него будет? Одна «Красногорская лыжня» столько стоит, это же ужас! Такие средства! Хорошо, что хоть тут руководство навстречу идет. Маркову (директор спортивной школы. —  Прим. ред.) хоть какие-то деньги на сборы выделяют — и то хлеб...

* «Л.С.»: Борис Егорович Рассказов — глава Красногорского района Московской области.

— Душа-то у вас не болит, что трасса ваша пропадает?

— Болит, конечно, но я уже с этим смирился. Меня же постоянно спрашивают, почему я не делаю, но не поеду же я за свой счет это всё катать? Да и чтобы 15 километров подготовить, мне надо 5-6 часов на «Буране» просидеть.

— Сейчас же на стадионе и ретрак есть, в нем не холодно должно быть.

— Да ретрак-то там не пройдет. Чтобы он прошел, трассу расширять надо, а срубить одно дерево — это столько сил надо потратить. Нам тут, у стадиона, один дуб мешал: уж на что высохший был весь, корявый — и то еле разрешили срубить. Хотя сейчас лес весь гнилой стоит, раньше хоть чистили. Я сам, когда приехал сюда, этим занимался и ещё деньги этим зарабатывал. Подлесок вырубал, валежник вытаскивал, потом всё это сжигалось. Всё равно ведь работать надо было. Ту же гимнастику ты пять часов делать не будешь, какое бы желание ни было. А проработать можно, но работать надо так, чтобы у тебя пот со лба тёк! Есть, конечно, и подвижки, некоторые работают на трассе, но их, таких как Саша Кулаков, Сергей Кондратков, их ведь единицы. Хорошо, что сейчас они хоть где-то подкопают, где-то прокосят, но они уйдут, а смены-то им не видно.

— Так есть же сейчас на стадионе сотрудники, в чьи обязанности это должно входить...

— Сейчас мы ходим, косим «пятерку». А раньше я сначала 15 километров в одну сторону прокашивал, а потом — в обратную. 30 километров зараз. Столько и просто пройти с косой сложно, а я косил. Подлесок тоже: осину, орешник, бузину, малину — не просто траву. Я ведь с шести лет кошу, когда отец мне специальную маленькую косу сделал. И я своей дочери уже в пять лет косу сделал — она тут тоже ходила и косила.

— Не приходилось слышать о планах постройки на лыжном стадионе стрельбища?

— Слыхал, ребята-биатлонисты приезжали, смотрели тут что-то. Но для этого у нас стадион неправильно расположен. Я им сразу говорил, что надо его строить не так, как он сейчас стоит, а вдоль дороги, где сейчас финишный подъем располагается. Во-первых, здание бы надежно защищало стартовый городок от ветров, во-вторых, можно было бы построить стрельбище прямо напротив трибун. А сейчас либо с трибун не будет видно мишеней, либо стрельбище надо располагать напротив жилых домов...

— Как думаете, почему раньше болельщики на «Красногорской лыжне» стояли стеной, а сейчас такого нет и в помине?

— Раньше на «Красногорке» живой коридор не то что до леса стоял, а и в лесу было не протолкнуться! Там такой спуск был, вертолетом назывался, там в воздухе люди по 10 метров пролетали, мальчишки туда специально смотреть бегали. А когда вся эта перестройка началась, спорт детский заглушили, все и разбежались... Жалко, конечно.

О СОВРЕМЕННЫХ ГОНКАХ

— Что думаете о нынешних лыжных гонках? Следите?

— Да мне уже как-то неинтересно. Едут все кучей, кто на финише успеет. Не по мне это всё.

— А в Сочи наши смогут медали завоевать?

— Сложно сказать. Разве что спринтеры могут. Очень уж они мне нравятся: и как идут, и как они тактически работают — с головой! Я и тут на «Красногорке» за ними внимательно следил. У нас тут, кстати, одна из самых лучших для спринта трасс, так как финиш идет после подъема, а не после спуска, как это часто бывает на других трассах. Тут когда инспектора из FIS приезжали, они мне так и сказали, что спринтерский круг — это самая главная наша изюминка.

Эх, конечно, если бы тут Кубок мира проводился, всё совсем по-другому бы было. Но тогда перепада высот не хватило — шести метров всего. Потом мы, конечно, подъем нужный насыпали, но было уже поздно, Рыбинск перехватил этап.

— А как вы этот подъем насыпали?

— Когда строили стадион, дома окрестные, я со строителями договаривался, и они с котлована землю сюда и возили. Им это и выгодно было — далеко везти не надо, и мне помогли. Сначала подъем сделали, а потом и спуск сюда, к мосту.

НЕМНОГО О ЛИЧНОМ

— А жена у вас лыжница?

— Да, мы с ней вместе в сборной Союза были. Я ей даже мази варил, а она потом на них первенство Союза выигрывала. Раньше ведь рецепты были, так я приходил на завод в химическую лабораторию, и мне там все компоненты выдавали. Но дело это непростое, надо четко температурный режим выдерживать, потому что температура плавления у компонентов разная. Пока один уже сгорит, другой еще не расплавится.

— Вы сейчас дедушка. Удается понянчиться с внуком? Времени хватает?

— Нет, времени мало. Да там есть и без меня кому нянчиться.

— Лыжником-то он будет?

— Это уж как получится. Я своей первой дочери маленький кружок делал. Сам на «пятнашку» уйду, а она тут кружится. Постарше стала, стал с собой брать. В подъемы она сама шла, а на спусках я между ног её ставил и вёз, чтобы не упала. Со второй дочерью Татьяной то же самое. Ей когда 10 лет было, она 15-летних обыгрывала, потом в марафонах здорово выступала, всё прошла, выигрывала и была призером многих крупных марафонов, входящих в серию Worldloppet. Выносливость моя ей передалась.

Красногорск, апрель 2013

Редакция благодарит за помощь
в организации интервью Ю.С.Почестнева

ОТ АВТОРА

Почти 10 лет прошло с тех пор, как я впервые проехал на лыжах по Утробинскому кругу. За это время успел жениться, завести детей и переехать жить из Москвы в... Красногорск. Летом и осенью я по несколько раз в неделю выхожу на Круг, чтобы пробежать кросс или сделать имитацию. Однако когда выпадает снег, я прощаюсь с ним до следующей весны. Дело в том, что в последние годы зимой этот круг перестал готовиться: задействованы лишь первый и последний его километры. Тем не менее, все просеки целы, и при желании его можно было бы катать, предварительно убрав с десяток-другой упавших деревьев. Только появится ли это желание у тех, кто отвечает за функционирование красногорского лыжного стадиона и подготовку лыжни? Им, похоже, вполне хватает и 2 километров, которые напетляны вокруг нового стадиона, и, проведя раз в год «Красногорскую лыжню» и один раз в год марафон, который, к слову, носит имя Ивана Утробина, они считают свою задачу по подготовке трасс выполненной. Но, вы знаете, я почему-то уверен, что рано или поздно мы во всей стране в целом и в Красногорске в частности придём к тому, что лыжных трасс в лесу будет много, что они будут постоянно готовиться ретраками, что они будут иметь разный по сложности рельеф, что мы придём ко всему тому, что уже давно есть в Европе, да и в остальном мире. И вот тогда наш Красногорск станет одним из лучших лыжных центров страны, потому что в нём стараниями Ивана Утробина в далёкие 60-е и 70-е годы прошлого века для этого уже сделано всё необходимое. И знаменитый Утробинский круг станет смысловым центром, жемчужиной среди десятков или, возможно, даже сотен километров красногорских лыжней — станет лучшим подарком, который может сделать такой человек, как Иван Степанович Утробин, последующим поколениям.