Опубликовано: Журнал №17
"Вот ведь какое море розовое, а горы, надо же, совсем сиреневые. Наверное, Эльдорадо выглядит именно так. А ведь здесь простые смертные живут".
Примерно такого порядка мысли роились у меня в голове, когда самолет, пролетая над действительно золотистыми от закатного солнца медитерранскими волнами, шел на посадку в аэропорту Ницца. Летела я не в отпуск, я более дикие места люблю. Причина, по которой я выдвинулась по направлению Лазурного берега, обозначалась двумя словами:
Будучи от рождения человеком крайне нелюбопытным и некоммуникабельным, сразу признаюсь, что не считаю журналистику своим несомненным призванием. Но работу эту научилась любить, и даже нахожу определенный драйв в преодолении комплекса. Поэтому, когда появляются цели, я, пользуясь старой спортивной привычкой, "упираюсь рогом" до той поры, пока она не достигнута.
Это интервью имеет историю длиной в 15 месяцев. Более года назад прозвучал вопрос: "Хочешь пообщаться со Стенмарком?", и как доказательство в реальности этого предложения перед носом помахали листочком с телефоном. Как можно описать чувства, которые одолевают человека, вожделеющего красный Феррари за день до его покупки, или состояние ополоумевшего от счастья орнитолога, коему обещали показать живого птенца птеродактиля? Такое ощущение полной алогичности происходящего тогда начисто сбило и меня с толку, и Стенмарк, дав высочайшее согласие на интервью, вдруг канул в никуда. На год.
Возможно, он так и остался бы звездой из далекой галактики, которая никогда не меняет своей траектории, если судьба не подкинула еще один вызов. "Атлеты века" - так назывался главный проект 2000-го года на НТВ-плюс. По мнению его концептуалистов, на это почетное звание из горнолыжной среды претендовал очень и ОЧЕНЬ узкий круг "великих", доступ к телу которых простым смертным почти заказан. Стенмарк, без всяких сомнений, возглавлял этот список и по части своей "великости" и по части своей маргинальности.
Существуют такие журналисты, общение с которыми для любой расзнаменитой знаменитости считается честью, или уж, по крайней мере, мероприятием, крайне полезным для развития карьеры. Например, в теннисе это Бад Коллинз. Зубры мировой горнолыжной журналистики пока только нагуливают свой авторитет. Но как это все не важно Ингемару Стенмарку! Как ему глубоко наплевать на то, узнает ли мир в подробностях, как ему сейчас живется. Скажу больше. Он бы предпочел, чтобы мир оставался в неведении. Посему обладатель рекордного количества побед в Кубке мира считается, мягко говоря, сложным "клиентом".
В подробностях уяснив, почему я никогда не смогу коснуться звезды рукой, в противовес нашелся один единственный аргумент: очень хочется.
И развернулась активная компания по беспокойству скандинавской спортивной общественности. Краткая просьба поделиться координатами Стенмарка сдабривалась слезливыми и льстивыми увещеваниями о том, как обездолен российский зритель, давным-давно лишившийся возможности следить за перипетиями жизни горячо любимого кумира. Молох был запущен, оставалось только ждать результата. Учитывая все вышесказанное, положа руку на сердце, я не ожидала никакой реакции с его стороны. Тем удивительнее было обнаружить на столе факс за подписью Стенмарка, подтверждавшим готовность встретиться в Монако в начале июня. Описание эмоций я опускаю, а то получится слишком много экспрессии. Потом, правда, выяснился один отрезвляющий факт. На весь разговор мне уделялось только 30 минут.
Для себя я подразделяю три вида профессионального общения:
1. интервьюируемый персонаж априоре мне не интересен, и общение с ним носит откровенно формальный характер, без какого-либо моего личного пристрастия.
2. Со второй категорией героев все складывается несколько иначе. Обычно это - одиозные личности. Куда бы они не двигались, "Скандал" - конечная остановка. С ними вольной "бомбардировкой" заниматься нельзя. Про них нужно все знать, тщательно готовить вопросы, а также продумать, какие ответы ты на эти вопросы получишь.
3. Эта категория самая малочисленная, но и самая сложная. Это люди, состоявшиеся по всем направлениям: и в спорте и вне его. Сие означает, что они знают, по каким законам работает мельница жизни, и потому они, в некоторой степени, философы. Эти люди - как выдержанное вино. В них наличествует целый спектр человеческих проявлений: легкий цветочный акцент детской непосредственности и острота хватки хищника. Общаясь с ними, ты потребляешь их суть, потому что все наносное, все "понты заброда" ушли в осадок. Обычно эта когорта характеризуется емким и пафосным словом "легенда". Оно очень точно иллюстрирует информационную ситуацию вокруг них. Публика, рассуждая о них, оперирует узким набором известных фактов, сдобренных домыслами и сплетнями, и так получается готовый к употреблению образ.
С этим интервью я сама загнала себя в угол. Мне претило в тысячный раз со знанием дела рассказывать о том, что Стенмарк - величайший горнолыжник за всю историю этого спорта, потому что он двукратный олимпийский чемпион, n-кратный чемпион мира и n-кратный в n-й степени победитель этапов Кубка мира.
В Монако я ехала, чтобы понять, что в действительности представляет из себя единственный кумир моего детства, человек, косвенным образом заставивший меня довести горнолыжную карьеру до логичного конца. Я понимала, что в голове вне зависимости от моего желания все-таки сложился стереотип, но я честно была готова его проигнорировать, поскольку искренне верю в то, что каждый, даже великий человек (он, наверное, в большей степени, чем остальные) имеет право на свои неадекватности. Со временем они часто перекочёвывают в разряд личных достоинств, приведших к успеху.
Я понимала, что пространство разговора будет напоминать минное поле. О наличии табуированных тем и острой словоНЕохотливости моего оппонента я подозревала и сама, но что конкретно отмечено табу, мне еще только предстояло выяснить.
Контрольный телефонный звонок, главной темой которого значилось определение места и времени встречи, показал, что неадекватности, как и ожидалось, наличествуют.
- Здравствуйте, Ингемар. Я та самая русская журналистка, которая донимала вас весь последний год. На этот раз я уже в Монако, и поэтому интервью избежать не удастся.
Пауза...
- Здравствуйте. А я надеялся, что вы передумаете. Ну что ж, давайте встретимся. Завтра...- Пауза. - В полдень... - Пауза. - Напротив казино в Монте-Карло...- Большая пауза. - но в это время мне нужно будет обедать. Как же мы поступим?
- Мы можем поговорить до или после вашего обеда, - угодливо предложила я. Но моего оппонента, видимо замкнуло на двух вещах: обед и полдень. Он продолжал настаивать на том, что если он не пообедает именно в это время, то случится трагедия.
- Ну так давайте поговорим во время ланча, - начала раздражаться я. Видимо, эта мысль показалась и Стенмарку единственным выходом из сложившейся "тупиковой" ситуации, и панические нотки в его голосе пропали.
Я была подавлена. Образ загадочного викинга-интеллигента, который почему-то сложился у меня в голове, обрушился камнепадом. Но первый шок прошел, и на нашу первую встречу я направлялась в состоянии воинствующей решимости, готовая к общению с законченным "отморозком".
Задачей минимум на это интервью значилось: добиться от Стенмарка вербального подтверждения главных тезисов общеизвестной легенды. Она, легенда, бесхитростна, как лубок. Встал на лыжи в пять лет; встреча с ELAN в четырнадцать; в семнадцать стал "профи"; жесткая специализация в техдисциплинах; двукратный олимпийский чемпион 1980 года; 86 побед в Кубке мира; не состоял, не привлекался. Всё! Заставь я его все это прокомментировать, и получится стандартная гламорная киношка, а-ля ESPN-овский славословный эпос. Но мне почему-то казалось, что ему самому в сотый раз реагировать на этот стандартный набор вопросов будет неинтересно. Слишком часто он это делал в прошлом.
Задача максимум выглядела более пространно. Желательно было расположить его настолько, чтобы получить какую-либо информацию о том, чем были отмечены последние десять лет, проведенные вдали от центральной горнолыжной тусовки. А уж как хотелось подковырнуть "ногтем" эту его известную непроницаемую оболочку и посмотреть, что же все-таки там есть! Как выглядят те шестеренки и маятники, являющие собой главный механизм, двигающий этого человека по жизни?
С первой же минуты общения мифы и стереотипы стали рушиться. На встречу со Стенмарком я прибыла с посольской точностью. Серьезно беспокоясь о том, что в толчее его подточенный временем образ я не смогу идентифицировать, дико обрадовалась, когда площадь напротив вычурного здания казино оказалась почти пустой. Рядом с цветастой клумбой с таким же, как у меня растерянным видом, дожидался Стенмарк. В окружающем весьма претенциозном антураже он в своем джинсовом прикиде мог вполне сойти за одного из рабочих, снующих вокруг, и демонтирующих зрительскую трибуну и рекламные щиты, оставшиеся после воскресной гонки Формулы-I. Вся эта активность навевала грустное ощущение прошедшего праздника, и мы поспешили оставить главную площадь Монте-Карло. Взаимное представление сопровождалось широчайшей улыбкой, и я расценила это как хороший знак.
По дороге на место сакрального ланча я в весьма развернутом виде поведала о подробностях своего спортивного пути, а также скорбную историю о том, почему этот путь так скоропостижно закончился. Стенмарк искренне посочувствовал и в качестве продолжении темы мимоходом заметил:
- А мне тоже совсем недавно прооперировали колено. В первый раз в жизни...
Увидев мой удивленный взгляд, поспешил добавить:
- Ну да, мне до этого момента хватало здоровья на все, что я делал. А тут вот вклинило. Я поехал в Швецию, там мне удалили мениск, а мой хитрован-доктор спрятал его в холодильник, и сказал, что когда к старости меня разобьет артрит, из этого куска мне вырастят классный новый хрящ.
И в доказательство с детской непосредственностью похвастался крестиками, оставшимися после ортроскопии.
Такого коммуникационного энтузиазма я никак не ожидала. Разговор потек спокойной речкой и стали выясняться весьма интересные факты. Я почти забыла о вчерашнем телефонном инциденте, но некоторые особенности словообразования время от времени напоминали о том, что передо мной не самый великий златоуст на свете.
- Расскажите о своем детстве.
- Детстве? -удивленно переспросил он, видимо, полагая, что интерес представляет только тот период жизни, в котором происходило что-либо значимое. Он у Стенмарка начался несколько позже, поэтому о нежном возрасте вспоминалось со скрипом.
- В пять лет я встал на лыжи. Точнее, я не могу себе представить, как это могло не произойти. Все в Торнабю катались на лыжах. И мой отец катался и даже моя мама. Родитель вообще одно время занимался этим профессионально, но потом вынужден был бросить. А во мне, сколько я себя помню, он взращивал амбициозность, вероятно затем, чтобы я реализовывал его собственные амбиции.
Учитывая специфичность воспоминаний, я сразу оставила идею поговорить о таких несерьезных вещах, как рождественские ужины и приобщение к перлам шведской литературной классики. Астрид Линдгрен не произвела особых впечатлений, впрочем, курс основных наук, уместившийся в формат средней школы, также не вызывал большого интереса. Говоря проще, Ингемар был троечником. Все самое интересное локализовалось на горе. С ней связаны и самые яркие впечатления детства.
- Я проводил на склоне всё свободное от сна и еды время. Гонялись и днем и вечером, после школы, при искусственном освещении. Сказать, что я был чрезвычайно увлечен этим процессом, значит не сказать ничего. Я был настоящим фанатом лыж и, понятное дело, никогда не упускал возможности посоревноваться.
- Каждая такая оказия была использована на все сто. Некоторая затянутость в движениях, которую обычно списывают на счет подростковой неуклюжести, в его случае была предтечей новой, ни на что не похожей техники. Этот эффект плавной медлительности производила особая манера ведения лыж. Они резали снег, практически никогда не срываясь с дуги. Посредственные дети так катаются. И это было очевидно всем. Первым же, кто решил на это поставить, была фирма ELAN.
История о том, как юному Ингемару в возрасте 14 лет фактически предложили перейти на профессиональные рельсы в спорте, была полностью подтверждена и самим Стенмарком. Да, долгосрочный контракт между ещё абсолютно нераскрученной югославской компанией и очень талантливым, но еще ребенком, в 70-е имел место быть. Первые победы в Кубке Европы и юниорском чемпионате мира доказали, что ставки были сделаны правильно. Всё, что было дальше, мы, пристрастные свидетели его триумфа, знаем. Сага о том, что уникальный по своей продолжительности роман между "звездой" и богатой лыжной компанией зиждился только на многомиллионных контрактах, к реальности имеет очень примерное отношение.
Стенмарк и ELAN росли вместе. Правда, каждый участник этого тандема "богател" и матерел в своем направлении, но, разлучи их на любом этапе, история была бы совсем иной. Аллегория "сын полка" здесь кажется резковатой, но все же она наиболее точно описывает суть этих взаимоотношений. С самого начала весь гоночный департамент ELAN для Стенмарка был большой семьей. А кто бросает родных, даже за большие деньги? Никто сейчас уже не скажет, сколько людей работало на его успех. Тенденция говорит о том, что тогдашние гоночные подразделения фирм-производителей не идут ни в какое сравнение с современной системой спорт-цехов. Поэтому относительно ординарный ELAN был хотя бы тем для него хорош, что это были лыжи, на которых он выигрывал. А разве остальное имеет значение? Посему и более выгодные сделки, и более качественные лыжи всегда отвергались. Лучшее - враг хорошего.
1973 год. Швед слишком явно доминировал в юниорах, чтобы его не заметили в элитном подразделении. Так что дебют в Кубке мира и успех в стартовом сезоне никого не мог сбить с толку. Это была эра итальянцев. Великолепный Густаво Тони царит в технических дисциплинах. Он выигрывает и в слаломе и в гиганте, а самое главное - он настолько стабилен, что 4 раза: с 1971 по 1975 добивается самого вожделенного трофея - Большого Хрустального Глобуса. Лишь в 1974 году его монополию нарушает Пьеро Гросс. В 1975г. итальянская экспансия сбавила обороты, и виной тому был 19-летний швед, в одиночку "прободавшийся" целый сезон с устрашающей своей солидарностью Голубой лавиной. В конце зимы Стенмарк - сам уже полноценная "звезда" масштаба Франца Кламмера и Густаво Тони.
Для того, чтобы понять, какой в действительности ажиотаж вызывал Ингемар Стенмарк, нужно просто окунуться в атмосферу Кубка мира второй половины 70-х. Белому Цирку вот-вот "стукнет" десять лет. Это многоэтапное цикличное соревнование полностью оправдывает свою функцию: выявить самого стабильного и сильного горнолыжника. Его формула вычислена с безупречной точностью. Все работает на Её величество Конъюнктуру. Термин "Золотой век" тогда стал реальностью для альпийских дисциплин. Ни теннис, ни Формула-1 не выдерживали никакой конкуренции с горными лыжами. Понятно, что все центральные его персонажи носили статус мега-"звезд". Кламмер, Тони, Гросс, Русси - вот в какой авторитетной компании 20-летний Стенмарк завоевывает свой первый Большой Кубок. На дворе был 1976 год.
То, что Ингемар Стенмарк, мягко выражаясь, некоммуникабелен, вытекает из вышесказанного. Очевидцы событий, вероятно, добавили бы, что в период своих самых красивых побед швед еще больше обособился, являя собой живую реинкарнацию любимого героя скандинавских сказок - задумчивого тролля. В этом усматривали своеобразное выражение "звездной" болезни, которой, утверждают, он страдает и по сей день.
Дослушав до конца изложенный мною слух, Стенмарк в свою очередь удивился.
- Да я на улицу не мог выйти, особенно, если дело было в Скандинавии. Меня знала каждая собака, и я шагу не мог сделать спокойно. Меня постоянно осаждали люди с объективами и блокнотами. Я не думаю, что я как личность менялся. Менялось все то, что было вокруг меня.
А менялось, действительно, многое. На Стенмарка устроили натуральную охоту. И охотниками были не только люди с фотокамерами. Враг пришел от туда, откуда его никто не ждал. Против Стенмарка ополчились функционеры FIS, и причина была вполне тривиальной - деньги. Произведя несложную калькуляцию, чиновники пришли к выводу, что заработки шведа на любительские уже не тянут. Потому первое, до чего додумалась Международная лыжная федерация - это лишить его любительской лицензии. Но мысль вторая была более конструктивной и огорчительной. На что же будет похож Кубок мира без Ингемара Стенмарка? Его оставили в покое, тем более, что гонорары других "звезд" Белого Цирка очень скоро стали соответствующими. Но с тех пор Стенмарк о деньгах не разговаривает. Понятно, что каждый такой прецедент не добавлял желания открываться навстречу миру, но все это было на уровне характерной интровертности. Ее усугублением Стенмарк спасался от окружающего ажиотажа и агрессии. Хотя в правильной компании он и водку пил, и разговоры душевные разговаривал. Как это не кажется странным, правильной компанией для слаломного "короля" оказывалась наша сборная, тогда еще только набиравшая обороты. До ее выхода на взлетную полосу оставалось совсем недолго.
Но все-таки завуалированная борьба Международной лыжной Федерации с феноменом под названием "Ингемар Стенмарк" в конечном итоге вырвалась наружу, и нечаянными ее соучастниками стали все выступающие в Карусели.
В 1978 году Стенмарк выиграл свой уже 3-й Большой Глобус, и идеологи Кубка мира озаботились не на шутку. При существующем формате турнира эта доминанта может продолжаться сколь угодно долго и Кубок окончательно лишится интриги. Швед стал заложником своего мастерства и стабильности. В программу Белого цирка была введена новая дисциплина - комбинация. Теперь лыжников вынуждали быть универсалами. Иначе Большого Трофея не видать, как собственных ушей.
Это понимал и Стенмарк. Ему бы наплевать на всю эту чехарду с новыми правилами, он мог гордо остаться в своей слаломной нише, но амбиции не давали спокойно жить. И это по-человечески понятно. Каждый, кто хотя бы раз держал в руках приятно тяжелую хрустальную сферу, хочет вернуть себе это ощущение еще и еще раз. Поэтому после обстоятельного консилиума со своим бессменным тренером, скорее другом даже - Германом Ноглером, швед взял спусковые лыжи и пошел заново учиться величайшей премудрости - ездить прямо.
А ведь для него это действительно было не просто, как это ни смешно звучит. Казалось бы, что для мастера, настолько виртуозно ведущего лыжи по каверзной слаломной траектории, может быть сложного в простом действе: отпусти лыжи вниз и вперед. Такое очевидное несоответствие вызывало море домыслов. Особо проницательные, понаблюдав за мытарствами супер-слаломиста на ледниковой спусковой трассе летом 1978-го, пришли к выводу, что у Стенмарка отсутствует адекватное понятие скорости.
-Я действительно не понимал, что происходит. На слаломе своя скорость, совсем другого порядка. Я не понимал, где я еду слишком медленно и надо бы прибавить, а где скорость была уже запредельной. Все это доставляло мне необычайный дискомфорт.
Дискомфорт - действительно опасная вещь. Он означает, что работа тобой выполнена некачественно. И это для затюнингованной до предела, до звона психологии победителя является разрушительным фактором. Стенмарк по большому счету не выступал в скоростном спуске только по причине своего болезненного отношения к качеству выполняемой работы. Он - педант в энциклопедическом понимании этого слова, и этим все сказано. Эпопея с даун-хиллом логически не укладывается в это пафосное объяснение, но как можно понять, что это не твое до тех пор, пока серьезно не попробуешь?
Венчает этот эпос о царствовании перфекционизма история, основная фабула которой сводится к следующему. Стенмарк единственный раз вышел на старт в скоростном спуске, и это была не просто трасса, а грозный Ханненкам в Кицбюэле.
Желая услышать колоритные подробности того драматичного дня, я, естественно, подняла в разговоре и эту тему. На что получила весьма сухой комментарий.
- Я закончил трассу и это все, что мне было нужно. На том этапе в Кицбюэле я выиграл комбинацию. Это единственное, что имеет значение.
Но всегда находятся люди, готовые внести свои пояснения. Одни считают, что рассказав нелицеприятную правду, откроют спрятанную истину, другие, ведомые той же благородной целью, являют суду более сентиментальные версии.
Первая версия. Старты в комбинации проходили в курортах, где локализуются самые изощренные спусковые трассы - в Кицбюэле, швейцарском Венгене и Гармиш-Партенкирхене. Так что у Стенмарка не было особого выбора. На Ханненкам ему не стоило соваться, поскольку на этой трассе он распрощался с имиджем чинного и безупречного мэтра.
Версия вторая: Штрайф - это священная Мекка всех настоящих горнолыжников. Выступить и "выжить" на нем - это значит получить высочайшую аттестацию, доказать себе, что ты крут.
Лично я полагаю, что первая позиция никак не противоречит второй, и скорее, именно их совокупность сподвигла шведа в январе 79-го выйти на старт Штрайфа. Два сезона - с 1978-го по 1980-й стали для Стенмарка поистине золотыми. Именно тогда он установил свой первый рекорд: серия из 14 блистательных побед в гигантском слаломе. Прибавьте на этот счет 8 побед в слаломных этапах и два олимпийских "золота" Лейк-Плесида. Впечатляет, не правда ли? Замечательный момент для того, чтобы поставить эффектную точку и красиво уйти. Но венценосный швед этого не сделал.
Начиная со следующего за олимпийским сезоном внимание пристрастного наблюдателя вынуждено периодически рассредотачиваться. Как бы исподволь монополию нарушал американский родственный дуэт - Фил и Стив Маре. Не торопясь, шаг за шагом, время от времени совершая единичные атаки на "золото". Но в 1981-м Фил Маре сделал последний марш-бросок и выиграл Гран-При.
Помимо этого, прозорливые наблюдатели отмечали чрезвычайное оживление в стане советской сборной. В финале -триумф Александра Жирова, выигравшего под занавес сезона четыре этапа кряду, ставший последним аккордом к звучавшим разрозненно ноткам предшествующего успеха Цыганова, Макеева и Андреева.
История о невероятной похожести этих двух горнолыжников подтверждается всеми очевидцами событий.
Спрашивать в лоб - помнит ли он Жирова, и как он полагает, развивалась бы его карьера, не случись трагедии, я посчитала бестактным. Конечно, он его помнит. Как забудешь почти точную копию себя. Но как откомментировать отношение к человеку, к которому проникся самым искренним участием, но который, по сути, своим взлетом поставил точку в образе непобедимого "короля"? Пресса любит свежие лица, и с ее подачи триумф подмосковного паренька тотчас же стал эпитафией на надгробном камне карьеры Стенмарка. Основным лейтмотивом тогдашних публикаций служило дежурно-пафосное для таких случаев изречение: "Король умер, да здравствует Король!". Если бы они знали, как кощунственно это будет звучать через несколько месяцев после финала в Лааксе, когда Жиров погиб в автомобильной катастрофе. Стенмарк еще будет лучшим "технарем" Кубка мира и в 1983-м, и в 1984-м годах. Крон-принц же больше не победит никогда. Осознавая все это, но учитывая деликатность темы, мой собеседник кратко изрек:
- Жиров был замечательным горнолыжником. Наверное... (пауза) он был гением.
Такое резюме дорогого стоит. Учитывая, что его сделал человек, сам считавшийся гением.
1982 год - пожалуй, последний рубеж, когда еще не поздно уйти, но Стенмарк и тогда игнорирует правила хорошего тона, продиктованные когда-то Зайлером и Килли - уходить нужно в зените.
Долгих семь лет он не может принять сакраментального решения. Каждая зима начиналась как маленькая новая жизнь, со своими надеждами на лучшее. Но каждый финал их вероломно разбивал. Полный провал на Олимпиаде в Сараево, а следующий за ней сезон 1985-го года впервые не принес ни одного места на подиуме. Чемпионат мира в Бормио показал, что политика по насаждению универсализма сработала. Появляется поколение великих комбинаторов, ярчайшими представителями коего были Пирмин Цурбригген и Марк Жирарделли.
- Почему одни успешно самовыражаются во всех дисциплинах, а у других горнолыжников существует четкая дифференциация на "мое" - "не мое"? - пытаюсь выяснить мнение собеседника по поводу психологической подоплеки универсальности и специализации на отдельных видах.
- Возможно, специалисты более тщеславны и самолюбивы. Им надо выигрывать в каждой гонке. Универсалы же могут в некоторой степени поступиться качеством, зато в конечном итоге они все-таки берут свое.
- Получается, что амбиции - это главный движущий фактор?
- Не знаю, как насчет амбиций, но "пахали" и те и другие много. Я - для того, чтобы держать марку в слаломе и гиганте, универсалы для того, чтобы хватало сил на все дисциплины.
- Вы когда-нибудь пытались объяснить себе причину того продолжительного спада? Ведь по сути, самая яркая часть вашей карьеры окончательно оформилась к 1982-му году?
- Конечно, я понимаю это сейчас и, наверное, подозревал тогда, но после сезона 1982-го года я безумно устал, и впервые задался вопросом: а что же дальше, если не спорт? Верите ли, за десять лет в Кубке я был настолько увлечен лыжами, что ни разу не озадачивался этим вопросом. Так что я продолжал гоняться, по крайней мере, это - то, что я лучше всего мог делать на тот момент.
Олимпиада в Калгари открыла новую страничку в истории горных лыж. Вместо тонко чувствующего педанта- виртуоза на сцену врывается ураган. Динамо-машина, Мистер Экзальтированность и Эпатаж. Имя ему - Альберто Томба.
Победа на этапе Кубка мира в Аспене стала последней для Стенмарка. Весной 1989-го его провожает весь Белый цирк, понимая, что с его уходом закончилась целая эпоха. Но для такого динамичного организма, как Кубок мира, долгая ностальгия - состояние неестественное. Для Стенмарка же начался период безвременья. Теперь он живет в удельном европейском княжестве, в то время, как все близкие (мама, младший брат и маленькая дочь) и экс-близкие люди - живут в Швеции.
- Сейчас, оглядываясь назад, карьера для вас - замечательный, но прошедший этап жизни, или вы осознаете с горечью, что это было самым лучшим и такое больше никогда не повторится?
- Это страница, которую я перевернул, - уверенно и без раздумий было мне отвечено. - Я не вспоминаю о том, что был лыжником и, тем более, не испытываю никакой скорби об ушедшем. Нет смысла постоянно муссировать в голове то, что доставляло в молодости радость. Надо жить дальше.
Уверенный и безапелляционный взгляд меняется и скользит в сторону моря, на котором и останавливается в состоянии задумчивой рассредоточенности.
- А знаете, сейчас я думаю, что спорт был самым легким периодом в моей жизни. Ты выполняешь одну и ту же рутинную работу, варишься в собственном соку, и очень многие вещи просто остаются за пределами твоего внимания. Зато, когда карьера закончилась, они обрушились мне на голову во всем своем многообразии. Вот когда начинаются проблемы.
- Каждый большой спортсмен после окончания карьеры всегда в той или иной степени сталкивается с вопросом эксплуатации своего имени и своего образа. В спорте, пожалуй, как нигде больше, четко работает принцип: "Сначала ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя".
Диапазон приложения талантов весьма широк: от службы в секьюрити и привычного тренерства до спортивной журналистики и кинематографа. Конечно, все зависит от наличия таких категорий, как интеллект, жизненный энтузиазм и харизма. Если ты не наркоман и не растлитель малолетних, твое имя навсегда останется персональной конвертируемой валютой, купить на которую в жизни можно многое. Использование имени спортивной мега-"звезды" в коммерческих целях - гениальная конъюнктурная находка. Невозможно себе представить более убедительной и действенной рекламы, чем присовокупленное к товару имя легенды, вызывающее прямую ассоциацию с добротностью и качеством.
Ни одно из тех амплуа, которые обычно выбирают для себя известные горнолыжники, не вызывало у Стенмарка особо интереса. Он не комментировал гонки, не строил трасс, тем более, не тренировал. Он вообще, практически, перестал кататься на лыжах, делая это не более месяца в году, и то часто только потому, что компанию ему составляет уже почти взрослая дочь Наталья. Иногда он чтит своим присутствием Тур Легенд - циклическое соревнование, типа Кубка мира, фигурантом коего являются настоящие небожители: Зайлер и Кламмер, Цюрбригген и Томба, Шнайдер и Гойчель. Делает он это не от большой ностальгии по лыжам, а оттого, что иногда дефицит общения с себе подобными достигает закритической отметки.
Он не использует активно своего имени. Стенмарк - тот лежачий камень, под который время от времени все-таки затекает вода, видимо, по причине его исключительности. Уже достаточно давно швед является главным рекламным образом японской компанией GОLDWIN. А свое собственное имя он превратил в самостоятельный бренд, под которым в Швеции выпускается и очень успешно реализуется спортивная одежда. Правда, личного участия этот проект особо не требует. Впрочем, откровенничать о том, как он зарабатывает себе на хлеб насущный, и чем заполняет досужий час, Стенмарк не особо хотел. Как уже было отмечено выше, он ревностно блюдет свой суверенитет.
- В жизнь внедряется всякий за своим интересом. Вот ведь и у вас своя корысть. Иначе вы бы сюда не приехали. Но мне интересно отвечать на ваши вопросы. Вообще, чтобы жизнь не превращалась в хаос, я стараюсь придерживаться четкого распорядка и не позволяю никому в него вторгаться. - Тут мне сразу вспомнился пассаж с нежеланием поступиться временем обеда.
- Я заметила, у вас целый комплекс симптомов настоящего педанта.
- Да, наверное, я действительно педантичен в некоторых вещах. Но иногда я катастрофически несобран.
- Временами излишняя педантичность является ограничивающим фактором. То есть ты даже не берешься за некоторые дела, сомневаясь, что сможешь их качественно сделать. Лично я из-за этого долго не могла заговорить по-английски.
- Такая же беда и со мной. Я уже почти 20 лет живу в Монако, понимаю и по-французски и по-итальянски, а общаться свободно все равно не могу. Я здесь по-английски разговариваю.
Да, монакское княжество - то место, где можно прожить осьмушку жизни, не говоря на оригинальном языке. Здесь можно прожить столько же, вообще не разговаривая. Из 30 тысяч его резидентов только две являются исконными гражданами. Остальных привела сюда политика безмерного либерализма властей по отношению к их честно заработанным капиталам. В понятиях простого обывателя Монако - место, где концентрация знаменитостей и миллионеров на квадратный гектар - самая высокая в мире. Это - сосредоточение праздности и великосветского благолепия. Но иногда, мне казалось, что мы идем по виртуальному городу. Всем, кто составляет его действительную суть, по большому счету, нет до него никакого дела. Для многих это просто точка на карте, где они не будут платить налогов. Но ведь Шумахер от этого не станет немцем в меньшей степени, Томба - итальянцем, а Стенмарк - шведом.
При всей претенциозности этого места здесь очень просто жить автономно и заниматься только своей тихой размеренной жизнью. То ли это, к чему Стенмарк стремился? Да. По крайней мере, он сам это декларирует. Но какой-то эфемерный набор симптомов заставил меня в этом усомниться.
Исполнились ли все его мечты? Да, кроме одной - в детстве Ингемар страстно желал быть поваром-виртуозом (сейчас, правда, виртуозно может сварить лишь спагетти). Выполнил ли он свое предназначение? Несомненно! Стенмарк всегда будет отождествляться с "Золотым веком" горных лыж - спорта, прежнего обличия которого мы больше никогда не увидим.
Альпийские дисциплины сегодня - это совершенно другие лыжи, трассы и люди, с их новой спортивной философией. Прогресс - категория, которую трудно законсервировать. Все развивается по должному вектору. Но проверьте себя - что вызывает теплое, правильное ощущение настоящего (по сути, неподложного)? Теперешние родео на безумных скоростях, где "интеллектуальное" поколение нового инвентаря берет на себя главную функцию борьбы с суперсложными трассами, на которых не осталось ничего первозданного: ни рельефа, ни снега. Или тот единственный фрагмент телевизионной трансляции конца 70-х? Человек, одетый в сине-желтое, со спокойным взглядом, одевает на глаза очки. Медленно выставляет палку за калитку "Омеги". Смотрит вниз... 3...2...1...Go! Но ты уже знаешь, что он победит. Потому что это - Ингемар Стенмарк. А значит, другого исхода быть не может.