- Нет ни одной трансляции.
Юрий Каминский: "От школьной скамьи до олимпийской медали". Глава 3. Первые шаги
Опубликовано: Юрий Каминский. Книга "От школьной скамьи до олимпийской медали"
В детские годы многое
зависит не только от комплекции — куда больше от характера,
от того, насколько спортивен малыш, ловок ли, задирист ли, может ли
не хныча переносить поражения.
Александр Кикнадзе, писатель
Почему я стал тренером? Оглядываясь назад, очень часто задаю себе этот вопрос. На самом деле — почему? А мои коллеги часто ли спрашивают себя об этом? И что сами себе отвечают? Любопытно, не правда ли?
Что касается меня, то, наверное, это случилось потому, что как спортсмен я совершенно не реализовался. Хотя по жизни всегда был очень спортивным. Начиная с шести лет постоянно занимался в какой-нибудь секции. В фигурном катании себя попробовал, в гимнастике, в баскетболе… В футбольной секции, правда, ни разу не занимался, но во дворовых поединках владел футбольным мячом настолько неплохо, что меня регулярно приглашали поиграть в городскую команду. Испытал свои силы и в хоккее: довольно неплохо получалось. Возможно, были перспективы. Я был очень худым и шустрым, а на хоккейной коробке нужно было постоянно вступать в силовые единоборства. Однажды даже крепко поссорился с партнёрами, которые постоянно пытались зажимать меня в углах площадки, чтобы выбить из команды. Это меня сильно задевало и обижало. Ещё мог понять и принять контактный прессинг, который случался с соперниками по ходу игры, но когда свои же старались тебя выдавить со льда… После очередного конфликта решил расстаться с хоккеем навсегда и в 14 лет оказался в лыжной секции. Как оказалось, на всю жизнь.
Лыжами меня увлёк просто идеальный детский тренер. На самом деле очаровали не сами лыжи, а человек, который привил любовь к ним, как бы невзначай заразив неизлечимым вирусом лыжных гонок. До сих пор, когда меня спрашивают, что в моём понимании означает понятие «идеальный детский тренер», я сразу же вспоминаю своего первого лыжного наставника Юрия Алексеевича Анисимова.
Этот удивительный человек всех нас просто очаровывал. Выглядел как настоящий атлет. Да что там выглядел, он был им: разносторонний спортсмен, который занимался многими видами спорта — высокий, стройный, сильный, гора мышц. Мужчина хоть куда! И даже на седьмом десятке он оставался крепким и поджарым… Но зимой 2015 года его не стало — сердце не выдержало! Возможно, сказались перегрузки в спорте и тренерской деятельности.
Он был очень добрым, никогда ни на кого не повышал голос, не переходил на крик. Умел найти подход к любому из нас, разговорить, увлечь… Как превосходный педагог и психолог он всем ребятам, которые у него тренировались, всегда помогал ещё и учиться. Обычно ведь бывает так, что тренеры на учёбу смотрят сквозь пальцы, больше того, не особенно приветствуют, когда воспитанники много внимания уделяют учёбе, считая, что от этого страдают тренировки. Юрий Алексеевич всегда говорил: «Ребята, надо учиться! Дуракам в спорте делать нечего!» Во многом благодаря ему спорт практически не мешал нашей учёбе. Я школу закончил без троек, а в восьмом классе вообще был почти отличником.
Анисимова все любили, как родного отца. Да и он относился к каждому из нас по-отечески… Честно говоря, мне самому было очень приятно услышать от своих первых воспитанников, что я относился к ним, как отец.
Юрий Алексеевич родился в селе Куркино недалеко от знаменитого Куликова поля. Он постоянно просил меня, когда я уже стал работать в сборной команде: «Привези своих спортсменов, я им покажу Куликово поле, Шилово!..» Шилово — это село, в котором когда-то располагался наш спортивный лагерь. Очень живописное место на берегу реки Красивая Меча. В Тульской области его называют местной Швейцарией.
Юрий Алексеевич до самой смерти работал в моём родном Ефремове, в спортивной и общеобразовательной школах. Каждый раз, когда я приезжал туда (правда, в последние годы у меня это редко получается), он сразу же вёл меня в свою школу, рассказывал, что он сделал, как у него ребята выступали во всех видах спартакиады, каких добивались успехов, показывал фотографии. Нисколько не менялся ни внешне, ни внутренне: он до последнего в походы ребят водил, старался научить азам многих видов спорта… Был увлечённым, увлекающимся и увлекающим всех вокруг себя человеком, несмотря на уже достаточно солидный возраст. Но, что самое главное, общаясь с ним, я всегда чувствовал, что рядом со мной — неиссякаемый источник молодости и энергии… Человек, влюблённый в жизнь, в свою Родину, в спорт и передающий всё это детям. Таким он и запомнился людям.
Мне, похоже, повезло, что такие увлечённые и увлекающие других люди довольно часто попадались мне на жизненном пути. Видимо, именно они становились своего рода маячками, на которые я ориентировался, которые становились для меня главным примером… Одним из самых ярких маяков в моей жизни стал Юрий Алексеевич Анисимов, под влиянием которого зародилось моё желание стать тренером. Конечно, помогла и вынужденная практика, которую я получил, ещё будучи учеником десятого класса.
Так получилось, что Анисимов перешёл из нашей спортивной школы на работу в техникум, куда поступила часть ребят из нашей лыжной секции. Надо сказать, что лыжники нашей группы стали показывать достаточно высокие результаты — многие вышли на лидирующие позиции в регионе: Виктор Родионов (он на три года старше меня) выиграл первенство Тульской области, двое парней, и я в том числе, стали призёрами в своей возрастной группе… Ему и дальше хотелось работать с нами на результат. Но на вкатывание денег не выделяли (спортивная школа относилась к заводу)… Он, конечно, с нами не обсуждал причину своего перехода. Но скорее всего, ушёл, не добившись улучшения условий для нашей подготовки… Юрий Алексеевич, перейдя на другую работу, уже не смог нам уделять столько времени, сколько нужно было для достижения более высокого результата. Его занятия в техникуме заканчивались достаточно поздно. Поэтому он писал для нас (тех, кто из его группы остался заниматься в спортивной школе — человека 3–4), тренировочные планы. Как старший и более опытный я стал своего рода играющим тренером: тренировался по его плану сам и помогал в тренировках ребятам. Потом к нам в группу подтянулась ещё парочка моих друзей-одноклассников…
Спросите: каковы были успехи у начинающего тренера? Расскажу историю. Незадолго до первенства города среди школьников наш учитель физкультуры (не лыжник по специализации) Алексей Николаевич Кирсанов, понимая мой повышенный интерес к лыжным гонкам, предложил мне взять на себя подбор команды и подготовку к этим стартам: «Будешь для ребят играющим тренером…»
Выход из этой ситуации у меня был только один: привести этих ребят, с которыми я решил выступать на первенстве города, в свою тренировочную группу. Объяснил им всё чётко: у нас до первенства города осталось всего несколько месяцев, давайте серьёзно готовиться! А ребята были слабые, проигрывали мне помногу. Но других не было…
Я знал, что в городе есть две довольно сильные школьные команды, полностью укомплектованные юношами, которые постоянно тренируются, то есть имеют навыки и опыт многолетней подготовки. Соответственно, и инвентарь у них получше… Даже было примерно ясно, кто первое место займёт, кто второе… А на третье претендовали все остальные команды города. Но я такого расклада не принимал. И для себя решил, что мы будем бороться за победу.
Двое моих друзей были совсем не подготовленными лыжниками. Занимались спортом только на уроках физкультуры. Помогло ещё то, что с осени они немного бегали со мной зарядку, перед тем как идти в школу. Примерно за месяц-полтора до соревнований они стали активно, два-три раза в неделю, приходить со мной на лыжные тренировки. Пытался как-то подправить им технику, как это обычно делал мой тренер. А в основном говорил: «Делайте как я». Но главной установкой было то, что мы должны создать команду. За этот непродолжительный срок они должны были как минимум почувствовать себя спортсменами. А как максимум — стать ими. Выбора-то у нас не было.
Вот и наступил тот день, когда мы вышли на старт городской эстафеты 4х5 км. На первом этапе у нас бежал Игорь Сесиков… Состязаться с лидерами, естественно, ему было не по силам, он довольно прилично отстал от них. Передал мне эстафету примерно в двух с половиной минутах от лидеров. Но мне удалось не только компенсировать проигрыш, но и вывести команду вперёд. На третий этап я отправил Колю Ткачкова с тридцатисекундным отрывом… Надо было видеть, в каком гротескном виде стартовал у нас этот парнишка: меховая шапка-ушанка набекрень, в толстом шерстяном свитере…
Большим преимуществом нашей команды стало то, что мне удалось намазать лыжи своих ребят лучше, чем всем остальным сделали это их учителя и тренеры. Бежали, соответственно на деревянных лыжах классикой. У меня была пара чёрных лыж Эстония. А ребятам я дал свои же лыжи «Visu». Накануне резко потеплело и выпал свежий снег. Я мазал их эстонской мазью «Vira». У меня было две баночки — одна на старый снег, а другая — на новый. Обе пахли смолой. Я положил ту, которая была на свежий. Она и держала, и ехала хорошо.
Когда Коля бежал по трассе, я видел, что лыжи у него держат как у всех, а вот едут — лучше! Было заметно также, что его никак не может достать парень, стартовавший вторым. Мы уже фактически боролись за первое-второе место. Задачу минимум, считайте, мы выполнили. В тот момент перед нами встала задача-максимум — мы можем выиграть! Я бросился на дистанцию, чтобы подбодрить Колю. Хотя соперник почти догнал моего подопечного, и они финишировали вместе. Причём тот спортсмен, который догонял, просто рухнул в конце… На четвёртом этапе у нас бежал парнишка, который тренировался в лыжной секции спортивного общества «Урожай». К сожалению, не помню его имени. Но на своём этапе он сумел убежать от остальных, и ему удалось на финише выиграть секунд 8–10. Вот так мы оказались победителями. С тех пор запах смоляных мазей стал для меня запахом победы — наверное поэтому до сих пор люблю использовать их в смазке.
На награждение нам даже грамоты не вручили, потому что никто не ожидал от нас такой прыти, и грамоты за победу были заранее выписаны совершенно другой команде. Мы получили свои победные призы без грамот…И смешно, и приятно.
Можно сказать, что это была моя первая тренерская победа! Скорее всего, этот успех и воодушевил меня на то, чтобы стать тренером. Я стал готовиться к тому, чтобы поступать в институт физкультуры. Но в 10 классе я очень сильно перетренировался. Начались серьёзные проблемы со здоровьем.
Как такое могло случиться? Слишком увлёкся. Стал лидером в городе, хотел бежать ещё лучше. Был одним из сильнейших в области, мечтал проявить себя и на всероссийском уровне… В общем — сильно перебрал с нагрузкой (контроля ведь за мной никакого не было!) В больнице даже полежал, долго обследовался, мне запретили тренироваться полтора месяца… Но через полмесяца я начал поигрывать в хоккей. Ещё через полмесяца меня оттуда Юрий Алексеевич за руку увёл, чтобы я потихоньку на лыжах стал гулять. Но у меня ещё весной иногда повышалось давление, а при поступлении в институт физкультуры надо было пройти медкомиссию и получить допуск к физическим нагрузкам. В общем, по состоянию здоровья пройти мне эту комиссию не удалось бы, даже пробовать не стал — всё равно бы отсеяли. Тогда за этим следили жёстко, не то что сейчас.
Я был очень расстроен. Но дома посовещались, и отец сказал, что спортом я смогу заниматься и обучаясь в любом другом институте. Но став инженером, всегда буду иметь для семьи кусок хлеба.
У меня был приятель Сергей Съедин, годом старше меня, с которым мы вместе тренировались. Он уже учился в Московском институте тонкой химической технологии. Сергей рассказывал, что у них в институте есть возможности для тренировок. В общем — подтолкнул меня к тому, чтобы я поступал в этот институт. А поскольку я в то время помимо спорта интересовался химией и математикой, то без особого труда поступил в МИТХТ имени Ломоносова. Но, как говорится, нет худа без добра: фундаментальные знания, полученные в этом институте, теперь помогают мне разбираться в фармакологии, физиологии и других новых направлениях, без которых современный лыжный спорт немыслим. Кроме того, меня научили системно мыслить и работать с литературой. Сегодня беда многих молодых тренеров как раз в нехватке образования, с одной стороны, а с другой — в институтах слабо прививают способность и желание заниматься поиском недостающих знаний.
На первом курсе нагрузка получилась сумасшедшая: днём учился, потом шёл на тренировку, а потом, до полуночи — снова учился… Этот курс для меня был супертяжелым, хотя считается, что в нашем институте труднее всего учиться на третьем курсе.
Спортивные результаты, естественно, упали. Со здоровьем опять начались проблемы… Всё свалилось в одну кучу. Потом старшие товарищи научили меня, как надо правильно учиться: выдали мне свои старые лекционные конспекты, и я стал выборочно ходить на лекции… Осваивал материал заочно — появилась возможность высыпаться. И со здоровьем стало получше. Даже на уровне первенства московского «Буревестника» стал показывать неплохие результаты.
С теплотой вспоминаю нашу дружную институтскую команду. Каждый спортсмен, закончивший дистанцию, обязательно снова шёл на трассу, чтобы поддержать остальных, бегущих по ней. Поэтому финиши у нас всегда были очень бурными. Старшекурсники всегда опекали младших. С особой теплотой вспоминаю, к сожалению, ушедшую из жизни Надежду Калинину и моего друга Юру Ходкина, который сейчас работает тренером в Бабушкинской спортивной школе. Мне даже казалось, что я был любимчиком в команде и за меня как-то по-особенному болели.
Я по-прежнему интересовался тренерской работой, параллельно старался читать специальную литературу. А когда был на шестом курсе, наш институтский тренер — Людмила Алексеевна Новикова — не смогла выезжать со студенческой командой (в ней были два парня и семь-восемь девчонок) на сборы, и я снова фактически оказался играющим тренером — на этот раз сборной института. Ещё во время учёбы подрабатывал педагогом-организатором в местном ЖЭКе.
От общения с Людмилой Алексеевной я получили много позитивного опыта, который очень помогал мне. Юрий Алексеевич Анисимов и Людмила Алексеевна Новикова — пожалуй, только эти два тренера серьёзно со мной поработали. Так в институте у меня снова появился шанс вернуться к тому, о чём я мечтал.
Однако студенческая пора — недолгая. Надо было определяться с работой. Получив диплом, как молодой специалист распределился в подмосковный город Дзержинский на объединение ЛНПО «Союз», которое занималось разработкой и производством твёрдого ракетного топлива. За пять лет работы там меня несколько раз признавали лучшим молодым специалистом объединения. Считалось, что я должен был защитить кандидатскую диссертацию в области технической химии… Был рост и по карьерной лестнице — постепенно стал одним из ведущих сотрудников лаборатории, в которой работало порядка 30 человек. В командировки по специальности ездил. Но самое главное — в нашем НИИ был очень хорошо развит массовый спорт. Проводилась спартакиада между подразделениями. Меня как молодого специалиста сразу привлекли к общественной деятельности в роли организатора физкультурно-массовых мероприятий. А через пять лет я стал председателем местного спортивного клуба «Орбита».
В нашем клубе была школа дзюдо и семь-восемь спортивных секций практически по всем игровым видам спорта и, конечно, лыжи. Как раз в это время я имел возможность выписывать из ВНИИФКа (Всероссийского научно-исследовательского института физической культуры) большое количество всевозможной методической литературы по различным видам спорта. Благодаря научно-методической литературе я получил неплохую теоретическую базу. Много читал о том, как организована физкультурно-спортивная работа в разных странах мира. Знакомился с лучшими советскими образцами, многое узнал в области детско-юношеского спорта. И когда мне предложили пойти на освобождённую должность председателя спортивного клуба предприятия — сразу же согласился, поставив крест на своей научной карьере. Я на это пошёл, потому что мне нравилась спортивная работа, мне было интересно набираться опыта и знаний в тренерской профессии. И главное — ребята из лыжной секции клуба «Орбита», которые стали тогда со мной вместе тренироваться, поверили в меня как в тренера.
Возможно, повлиял на это случай... Однажды я поучаствовал с юношами в контрольной тренировке и с некоторыми из них показал примерно одно время — выиграв какие-то секунды. А на следующий день увидел, что они на тренировке делали силовую работу на снарядах. Я возьми да и скажи им: «Знаете, сколько послезавтра вы проиграете мне на соревнованиях?» Они в ответ: «Да ладно! Мы с тобой на равных поборемся!» Говорю: «Вот увидите — кину вам от минуты и больше…» И вправду где-то полторы минуты я у них выиграл. На самом деле — не лучший вариант делать силовые упражнения перед соревнованиями, результат будет явно ниже, чем ожидали. Я же не только восстановился, но ещё и добавил!
Именно эти ребята потом «приклеились» ко мне: мол, давай вместе тренироваться! Так я снова стал играющим тренером. Это была группа 1971–1973 годов рождения. Именно оттуда вышел первый подготовленный мною мастер спорта Дима Гусев, который стал призёром чемпионата Москвы, вошёл в «тридцатку» на чемпионате России — неплохой результат для начинающего непрофессионального тренера.
Честно говоря, эта спортивная группа и параллельная работа на режимном предприятии, где абсолютно точно, минута в минуту, нужно было проходить через проходную — очень сильно помогли мне в организационном плане. В шесть утра мы начинали первую тренировку. Потому что на работе мне надо было быть в половине девятого. В 17.30, после работы — вторая тренировка… Такое плотное жизненное расписание меня серьёзно дисциплинировало: я нёс груз ответственности перед ребятами, и не имел права опаздывать на работу. От своих подопечных требовал дисциплины и пунктуальности, а ещё — чёткого ведения спортивных дневников. Ребята, понимая всю степень моей загруженности, не позволяли себе никаких сбоев.
Договорились начинать тренироваться в шесть утра, значит, в шесть все должны быть к этому готовы. Никто никогда не опаздывал. Проспать могли. Бывало такое, если только кто-то устал и не смог утром встать, тогда совсем не приходили на тренировку. Но опаздывать себе не позволяли. Совместные двухразовые занятия мы устраивали несколько раз в неделю. Иногда они вторую тренировку без меня проводили. По дисциплине они были абсолютные солдаты. Хотя я не могу похвастаться тем, что результаты росли адекватно их усилиям. Всё-таки я тогда был ещё не опытным тренером, не владел всеми необходимыми методиками. Наверное, по этой причине не смог ускорить рост их спортивных результатов. Кроме того, как мне кажется, им не хватало той базовой работы специального характера, которая нужна для того, чтобы быстро прогрессировать. А вот достаточно прочный фундамент по подготовке сердца я в них заложил.
Дмитрий Гусев — вообще очень значимый для меня человек. Он очень сильно повлиял на меня как на тренера. Ведь не только наставник влияет на своих воспитанников, но и наоборот. Как только Дима начал выбиваться в лидеры в Москве, стал призёром первенства города, его забрали в армию. Он отслужил в пограничных войсках, вернулся домой, снова начал тренироваться у меня в группе, поступил в институт физкультуры, выполнил мастерский норматив! Насколько же много у него было стремления совершенствоваться, силы воли! Кстати, когда в институте проводили углублённое медицинское обследование, его сердце оказалось лучшим среди всех мастеров спорта, которые с ним учились. Специалисты сказали, что у него — абсолютно спортивное сердце в очень хорошем состоянии и с мощным потенциалом. Ногами-то он быстро бежал, а вот лыжной подготовки ему явно не хватало. Просто так сложились обстоятельства, что он начал поздно заниматься лыжами — в 13 лет. Ко мне попал в 16. Потом он выпал на 2 года, уйдя в армию. Из-за этого мы не смогли с ним достичь того уровня силовой подготовки, который требовался, время было слегка упущено. Поэтому он и бежал на лыжах исключительно на функциональных возможностях своего организма.
В общем, получилось так, что благодаря этим ребятам я в итоге стал тренером. Что-то у нас получалось, у них разгорался интерес, а у меня разгоралось желание понять, что я делаю с ними не так, искал новые знания и пытался применять их на практике…
Я горжусь тем, что у меня ни один спортсмен ни разу серьёзно не перетренировался! Были небольшие перенапряжения. Как раз в моей первой группе у Лёши Головистикова подскочило давление. Но это случилось из-за того, что он не стал следовать указаниям плана, который я оставлял ребятам, уезжая в командировку. Там было прописано, что он должен был выполнять работу со снижением нагрузки, поскольку у него была склонность к переборам, он же решил делать по-своему. Даже на какое-то время выпал из работы. Потом разобрались: одна-две тренировки с повышенной интенсивностью, которые ему не надо было делать, на всю зиму выбили его из соревновательного режима. Вынужден был проводить с ним восстановительные процедуры. Я обучал его основам аутотренинга. Восстановили, и он снова вернулся в спорт, выступал в Москве на достаточно высоком уровне.
Сам я остановился на уровне КМС из-за того, что после Олимпиады в Сараево лыжные гонки в СССР решили «омолодить» искусственным способом. Вышло решение спорткомитета страны, согласно которому все лыжники от 1961 года рождения и старше, не являющиеся мастерами спорта международного класса, больше не имели возможности выступать на всесоюзных соревнованиях. Перспективные молодые мужчины и женщины 23–27 лет, не успевшие стать МСМК, были отсеяны. Эта политика очень сильно ударила по среднему звену лыжных гонок страны. В сборные команды ЦСов просто некого было вводить — образовался огромный провал в мастерстве спортсменов. Хирургическим путём убрали большое количество перспективных лыжников, не дав им возможности самореализоваться в спорте. Но часть тех лыжников, кого хотели отлучить таким образом от спорта, стала хитрить, доставать поддельные документы. Доходило до смешного: люди вдруг массово начали терять паспорта, а восстанавливали их, уже став на несколько лет моложе…
Как раз в то время, когда закончил выступать сам, мне предложили стать тренером в Кунцевской спортшколе по совместительству. Там работал мой институтский друг Юра Ходкин. Тренеров катастрофически не хватало, вот он и позвал меня к себе… Я заинтересовался, потому что в Московской области соревнований тогда почти не было — всего два раза в году. Москва же отличалась обилием стартов. Поэтому практически с первого набора мои воспитанники выступали на московской лыжне.
К счастью, меня приняли в московскую спортивную школу без специального образования — в то время можно было устроиться работать в ДЮСШ на тренерскую должность без спортивно-педагогического диплома, достаточно было высшего образования. Сначала я совмещал работу председателя спортклуба с тренерской деятельностью, а потом перешёл на постоянную тренерскую работу в Кунцевскую ДЮСШ. Отучился на курсах повышения квалификации и начал работать детским тренером. Но при этом и своих воспитанников в Дзержинском не бросал. Больше того — у меня появилась возможность подключать их к спортивным лагерям, ведь все мои подопечные из Дзержинского стали учащимися этой ДЮСШ, а потом Бабушкинской спортивной школы олимпийского резерва, куда меня некоторое время спустя пригласили.
Группы начальной подготовки я начал собирать с 1987 года. А перестал этим заниматься, то есть ходить по школам и приглашать детей в лыжную секцию, примерно в 1995-м. В первых наборах дети приходили совершенно разные по уровню физического развития. Приходилось разбивать их на несколько групп, особенно во время лыжной подготовки. После 1995 тоже брал новичков, но уже тех, кто приходил в секцию сам или кого приводили родители. Так было примерно до начала 2000-х. За эти годы сдружился со многими учителями физкультуры школ Дзержинского. И продолжал регулярно заглядывать в школы — мало ли, вдруг интересные дети появились? Да и сами учителя старались держать меня в курсе. Они уже были ориентированы на то, какие их ученики мне были интересны. Ведь именно на уроках физкультуры в школе лучше всего определять типаж учеников: игровик он, бегун, пловец или лыжник. Я считаю, что лыжному тренеру очень важно налаживать именно такие прочные контакты со школьными учителями физкультуры, чтобы они помогали подбирать перспективных воспитанников. Не менее важно и самому приходить в школу на уроки физкультуры. У меня лучше всего получалось работать с теми ребятами, которых я таким образом заметил. Пришёл на школьное занятие, посмотрел, пригласил на тренировки, заинтересовал, остались и включились в работу…
Много ли детей удавалось набирать? Поначалу у меня частенько на занятия в группы начальной подготовки приходило по 50 детей. Крутился между ними как юла. У меня было две такие группы по три тренировки в неделю. После каждого занятия я физически выматывался настолько, что был выжат как лимон.
Замечу, что у меня были просто великолепные наборы ребят 1977–1978 годов рождения. Мне повезло, что у меня ещё продолжали тренироваться те самые первые мои друзья-воспитанники 1971–1973 годов рождения. Они передали более молодым преемникам своё отношение к спорту. У них оно было каким-то особенным. Может быть, потому что им не хватало внимания с моей стороны— как я уже говорил, в то время я всё ещё продолжал работать в НИХТИ. Но они с пониманием к этому относились и работали самозабвенно, как настоящие олимпийцы. А может, я был молодым, горячим, умел зажигать и убеждать. Но почему-то с ребятами моего первого набора 1975–1976 годов рождения эта самая преемственность не сложилась. Может, именно поэтому надолго в лыжах мой первый набор и не задержался. В отличие от следующего…
Именно в этом возрасте у меня появился очень перспективный парнишка Артём Жуков. Он пришёл ко мне в группу ещё первоклашкой. Родители отправляли его вместе со старшим братом Димой, чтобы на улице не болтался. Ну и что с ним было делать? Я отправлял его гулять на лыжах, с горок кататься… Поначалу Артём был очень худеньким. Сильно отставал от своих сверстников в развитии — ну прямо как Крюков. Но он быстро освоился, легко технику схватил. А вырос Жуков на примере Димы Гусева, они много времени вместе тренировались, когда Артём окреп.
Года три спустя появились три-четыре девчонки его же возраста.
Да такие резвые, что сразу стали обыгрывать Артёма в кроссах.
А всё потому, что учитель физкультуры в школе очень мощно
прорабатывала с учениками анаэробную систему. К сожалению.
Спросите, почему «к сожалению»? Да потому что подготовка оказалась форсированной. Учителям порой приходилось это делать, чтобы ученики укладывались в установленные школьной программой нормативы. Укладываются ученики — значит, хороший учитель. Вот и приходилось натаскивать.
Но, по крайней мере, мы смогли отследить их двигательно. К сожалению, так получилось, что надолго они в группе не задержались и довольно быстро закончили с лыжами.
А Артём Жуков постепенно прибавлял и с младшего возраста стал показывать хорошие результаты на московских соревнованиях. Иногда даже выигрывал. С Крюковым происходило чуть иначе — у меня была сильная группа постарше, и в тот период мне было не до Никиты.
Забавная история произошла в период работы в Кунцевской школе, когда мои ребята стали вторыми на первенстве Москвы в эстафете, 5 секунд проиграв Бабушкинской школе, за команду которой бежали Сергей Щучкин (входивший тогда в сборную России, призёр юношеского европейского олимпийского фестиваля), Паша Пыжов (тоже участник европейского фестиваля), Саша Метельский (чемпион Москвы) и Коля Машков (второй призёр чемпионата Москвы). А в нашей команде бежали Артём Жуков (3 место на первенстве Москвы), Сергей Мазильников (4 место на первенстве Москвы), Стас Корнеев (13 место на первенстве Москвы) и Сергей Молодяков (46 место на первенстве Москвы). Если оценивать составы по достижениям отдельных спортсменов, видно, что мы были слабее наголову. Но в эстафетах случаются чудеса, порядок бьёт класс. Чуть-чуть не хватило и нам, чтобы выиграть у явного фаворита гонки. Если бы Серёжа Молодяков на третьем этапе смог бы пробежать свой этап немного быстрее, то могла быть сенсация. Настрой у нас был просто сумасшедший! Но задачу обыграть зеленоградскую школу выполнили с большим запасом — больше минуты им привезли.
Артём Жуков, ставший тогда призёром юношеского первенства Москвы, на первенствах страны был в районе «десятки» и среди юношей, и среди юниоров. Потом выиграл чемпионат Москвы в основной возрастной группе, стал мастером спорта. Думаю, из Артёма мог бы получиться очень хороший спринтер. У него были отличные скоростные способности и светлая голова, способность принимать быстрые тактические решения. Жаль, что в то время, когда он тренировался, в программе соревнований ещё не было спринта. Жуков всегда бегал у нас первые этапы в эстафетах. В том числе и на всероссийских стартах. Так резво стартовал и натягивал гонку, что постоянно приезжал в группе лидеров, несмотря на занимаемые 30–40-е места в личных гонках. В контактной эстафетной борьбе он мог управлять забегом, мог замедлить ход каравана, выйдя вперёд. Мог, где надо, сделать рывок и разорвать группу, мог легко уйти в отрыв… В спринте, уверен, он был бы очень хорош. На длинные гонки ему, конечно, функциональных возможностей не хватало… Не исключаю, что в те времена я ещё не научился хорошо развивать функциональную систему. Это пришло с практикой. Может, в каких-то ситуациях ему не хватало терпения. Впрочем, если это были гонки с масс-старта, он мог ехать в группе, а потом тактически вырвать победу на финише.
Кстати, давно заметил, что Крюков очень похож на Жукова по фактуре, по технике передвижения, особенно, когда толкается одновременным ходом. Мне даже кто-то из тренеров как-то сказал, что моих спортсменов можно узнать издалека по технике одновременного хода. Впрочем, я давно обратил внимание на то, что у многих моих воспитанников техника, манера передвижения на лыжах как бы переходила от одного спортсмена к другому. Скорее всего, это связано с тем, что я их одинаково обучал, по одной системе…
Потом успешного тренера Кунцевской спортивной школы позвали поработать в Бабушкинской школе. Артём Жуков отобрался в сборную Москвы для участия в юношеском первенстве России в Костомукше, и уже там завуч Бабушкинской школы Александр Метельский и Евгений Юшанкин (тогда главный тренер Бабушкинской школы) стали меня уговаривать, чтобы я перешёл к ним в школу со своими воспитанниками. Честно говоря, тогда мне не нравилось стремление руководства Бабушкинской спортшколы собрать у себя всех сильнейших. Но в дальнейшем, ознакомившись с условиями, создаваемыми спортсменам и тренерам в этой школе, я изменил своё мнение. Тогда я ответил, что не хочу переходить сам, потому что меня устраивал коллектив Кунцевской спортшколы, однако лучших воспитанников готов передать. Но вернувшись в Москву, пришёл к директору Кунцевской школы со словами, что есть такое предложение от Бабушкинской школы, в том числе и мне… И добавил: мы можем как-то удержать спортсменов у себя, не передавать их? В ответ услышал, что в школе на это нет денег, только два лагеря летом и всё… Причём, в те времена было намного проще, я сам мог выбирать место, куда везти детей, безо всяких тендеров. В то время у нас летний лагерь в Крыму обходился примерно по шесть долларов на человека в сутки. Как только всё перевели в тендерную систему, сразу цена стала по пятнадцать долларов…
После разговора с директором пообщался со своими лучшими спортсменами, рассказал им о предложении Бабушкинской спортшколы. Они сказали, что не хотели бы менять тренера и уходить от меня. Потом я отправился в Бабушкинскую школу и сказал Юшанкину, что не хочу отдавать им своих ребят. Тогда он предложил:
— А ты и не отдавай! Сам с ними работай!
Я удивился:
— Как сам?! Я не хочу уходить из Кунцевской школы…
— Так ты и не уходи, — продолжает он. — будешь у нас со своими сильнейшими ребятами по совместительству работать. А со всеми остальными воспитанниками останешься в Кунцевской. Мы тебе ещё и летний лагерь дополнительный дадим на всех твоих спортсменов…
У меня глаза загорелись: ведь тогда в моих группах было человек двадцать пять абсолютно реальных лыжников, которые постоянно занимались. И ещё человек двадцать, с которыми можно было бы работать посерьёзнее, но руки до них не доходили, поэтому они занимались периодически. Раньше я их в лагерь не имел возможности вывезти, но с ними вполне можно было позаниматься в спортивном лагере, поскольку был шанс увлечь их регулярными тренировками. Кстати, и Крюков в тот период был в этой резервной «двадцатке».
Тот год был, пожалуй, самым удачным в моей практике для привлечения детей к регулярным занятиям спортом. Помню, мне звонит Метельский и говорит:
— Выручай! Нужно собрать группу детей человек в 25, чтобы отправить в лагерь…
— А 30 можно? — спрашиваю.
Он смеётся в ответ:
— Да хоть 40, хоть 50!
Получилось, что в течение двух лет у меня все дети, кто хотел, выезжали летом в спортивно-оздоровительный лагерь. Я ещё и на работу себе в помощники взял свою воспитанницу Любу Себрову, она как раз только институт закончила.
Те спортсмены, которые попадали в «тридцатку» на первенстве Москвы, поехали даже не по лагерям, а по сборам. В Бабушкинской школе я стал тренером группы юношей по совместительству. При этом ещё оставался в Кунцевской школе старшим тренером. Те мои воспитанники, которые не попадали в команду в Бабушкинской школе, проходили в команду в Кунцевской.
Года три я проработал в Бабушкинской спортивной школе совместителем. А потом уже стал фактически выполнять роль полноценного старшего тренера, потому что мои ребята были в команде школы во всех возрастах и достаточно успешно выступали на первенствах Москвы и России. В итоге провели рокировку: в Бабушкинской стал старшим тренером, а в Кунцевской школе остался по совместительству, потому что у меня всегда были спортсмены, которые не входили в команду более сильной школы, и их надо было куда-то пристроить для выступления в соревнованиях. В основном это, конечно, были мои воспитанники из Дзержинского. Некоторые из этих спортсменов показывали очень приличные результаты на первенстве Москвы. Максим Горшков и Женя Уфтиков регулярно попадали в «десятку». То есть у меня была дополнительная возможность таким образом сохранить многих своих воспитанников, которые не значились в числе особо перспективных. Они и в лагеря летом ездили, и на первый снег. Конечно, я в любом случае их не бросил бы. Но так мне было намного легче им помочь. Например, Максим Горшков был такой же комплекции как Крюков, такой же худой и тоже классист. По результатам примерно по тому же пути шёл, что и Крюков, даже чуть лучше. Задиристый был парень, мог и спринтер из него ещё один получиться. Но выбрал военную карьеру — поступил в военное училище в Кузьминках.
Постепенно получилось, что сборную команду Бабушкинской школы стала составлять практически вся моя группа. Многие тренеры стали передавать мне своих воспитанников. Как раз в этот период появился у меня в группе и Саша Чуриков. Он родом из Богородицка Тульской области. Почти земляк. Причём так вышло, что его поначалу и брать не хотели. В этом возрасте в школе было достаточно много сильных воспитанников, многие учились в УОРе и числились в группе у Евгения Митяйкина. Меня Метельский спросил, нужен ли нам Чуриков? Я сразу отметил, что физически этот парень достаточно сильный: ему дома приходилось довольно много помогать родителям — хозяйство большое… Но так получилось, что в первый год его не приняли в УОР. Я устроил его у себя в Дзержинском учиться в ПТУ. Целый год он жил у меня дома. Уже в первый сезон Чуриков выиграл в Москве всё что можно, был вторым на первенстве России в Томске. Во многом помогло то, что он тренировался в паре с Артёмом Жуковым, очень многому у него научился. Через два года стал конкурировать с ним на равных и даже обыгрывать, хотя младше был на два года.
Что мне в нём нравилось? Тренировался самозабвенно, азартно. Было видно, как парень прямо на глазах прибавлял, и мощь видна была в каждом движении. Главное было — изменить ему технику. Когда у нас с ним это получилось — он сразу прибавил в результате.
А Женя посмотрел на меня высокомерно и заявил: «Вообще-то, у меня лучшая техника на базе!..»
Ну, лучшая, значит лучшая… — подумал я. Не хочешь совершенствоваться — дело хозяйское. Прошло немного времени и его постепенно стали обыгрывать подрастающие и окрепшие ребята, не акселераты. И Женя вдруг почувствовал, что он стал далеко не лучшим. Понял, что надо что-то в технике изменять… Но время уже было упущено. В юниорском возрасте его, конечно, другие ребята догнали и обогнали. В том числе и Саша Чуриков. Да что там — Чуриков в пух и прах разнёс его в первом же сезоне.
У меня с воспитанниками всегда всё построено на взаимном доверии. К примеру, когда писал для Чурикова план на сезон, попутно объяснял: «На первенстве России ты вряд ли будешь первым, потому что всегда кто-нибудь сильно форсируется. А вот вторым–четвёртым — реальнее, тебе это по силам…» Он и занял второе место! То же касалось и первенства Москвы, которое он выиграл. Так было почти всегда: ставишь ему задачу — он её выполняет. Прямо в точку, как в мишень, с ним попадали.
Саша очень быстро вышел на уровень сильнейших молодых спортсменов в стране. Наверное, необходимо было какое-то время его придержать, дать возможность стабилизироваться, продолжая тренироваться в домашних условиях, в системе спортшколы. Но мы отдали его на подготовку в юниорскую сборную команду страны. Не скажу, что он там испортился… Но что-то очень серьёзно изменилось и в нём, и в его отношении к работе.
За первые три месяца подготовки там он очень сильно прибавил. В сентябре 1997 года, будучи ещё юниором, обыграл всех мужиков на летнем первенстве страны… Конечно, тогда это была суперсенсация.
В то время с юниорской командой работал Юрий Викторович Бородавко. Первый сбор у них был в Острове с конца июня. Через несколько дней Саша звонит мне и рассказывает, что у него проблема: на тренировках всё время последний. Задание, мол, давали, условно говоря, бежать в третьей зоне. Он в третьей и бегал, в имитации проигрывая предпоследнему по пять минут. Бородавко его отчитывал, дескать, медленно работаешь…
Я тем не менее стоял на своём: «Нужно продолжать выполнять задание точно по пульсам, которые давались, и не обращать ни на кого внимания!.. Только так можно получить высокий тренировочный эффект при тех возросших нагрузках и не навредить себе в будущем!»
Несколько лет спустя у меня была аналогичная ситуация с Крюковым, когда я отдал его в сборную команду к Николаю Петровичу Лопухову. Но в группе у Бородавко действительно была очень жёсткая конкуренция. Юрий Викторович умел завести ребят на соперничество. Пошло соперничество — вместо тренировки началась гонка, за пульсом уже никто не следит, что чревато перенапряжением сердечной мышцы и очень серьёзными последствиями.
Однако на контрольной тренировке, несмотря на то, что Чуриков весь сбор ползал последним, он занял второе место. Тогда выиграл Пономарёв, 1979 года рождения. А Чуриков стал вторым, хотя и лидировал большую часть дистанции. Но Пономарёв успел финишировать до дождя, а Чуриков перед финишем попал под сильный дождь и из-за этого несколько секунд уступил… После такого результата Юрий Викторович несколько изменил своё отношение к Чурикову. Стал более внимательным.
Следующий сбор у них был там же, в Острове. У Чурикова по тренировкам те же проблемы. А я со своей группой воспитанников 1981–1983 годов рождения разместился неподалёку, на динамовской базе. Подъехал в спортивный центр «Юность», где жила сборная. Посмотрел со стороны, как они тренируются, с Бородавко немного пообщался. Он покритиковал немножко Сашу, что парень у меня немножко «дубовый», хоть и небесталанный…
Вскоре в сборной прошла очередная контрольная тренировка, на которой Чуриков выиграл у второго места уже 15 секунд. Потом команду на неделю распустили по домам, чтобы спортсмены передохнули от нагрузок перед очередным сбором и летним первенством России, которое проходило всё в том же Острове.
Чуриков переехал на несколько дней к нам. Я на него посмотрел и испугался: парень прямо «звенел», как тонко настроенный музыкальный инструмент — в такой великолепной форме он находился после всей той работы, которую он провёл в группе у Бородавко. Это несмотря на то, что я постоянно пытался его тормозить, да и он сам себя сдерживал… Но что самое удивительное, Саша при этом не выглядел утомлённым. Налицо был явный прогресс в его спортивной форме. Тогда я ему прямо в лоб и сказал: «Ты можешь выиграть по юниорам!»
Он сразу так загорелся, поскольку привык к тому, что я всегда ставил перед ним задачи очень конкретные и вполне осуществимые, которые, как правило, им выполнялись…
И вот началась гонка. Чуриков к концу дистанции выигрывал у второго юниора секунд 50… До финиша оставался примерно километр, когда кто-то из тренеров, засекавших на секундомере пробежавших ранее мужиков (а в их числе были лидеры мужской сборной: Иванов, Прокуроров, Вилисов — словом, все сильнейшие), вдруг сказал: «Опа! Так ведь этот парень и у мужиков выигрывает!..» Все сразу засуетились: не может быть!
Приходим к финишу, смотрим результаты — действительно, Чуриков обыграл всех мужчин! Телевизионщики с канала НТВ, снимавшие репортаж о гонке, сразу засуетились, стали интервью брать у Бородавко, у Чурикова: кто такой, откуда?
После соревнований Юрий Викторович пригласил меня к себе поговорить о Чурикове и его перспективах. Вдруг по ходу беседы он заявляет, что Саша в этом сезоне должен бороться со взрослыми мужиками!
Я опешил: «Зачем с мужиками?! Рано ему с мужиками! Пусть лучше он на юниорское мировое первенство отберется и постарается там хорошо выступить!»
Хорошо зная Чурикова, я понимал, что нельзя ему ставить такую сверхзадачу. Но Бородавко стоял на своём: «Нет! Он может обыгрывать всех мужиков!»
Наверное, он и Чурикову озвучил такую задачу. А Сашка парень увлекающийся: раз тренер так в него поверил, надо пахать… Ну и допахался до того, что на сентябрьском сборе сорвал спину… Сразу всё покатилось в обратную сторону… Вплоть до того, что ему даже пришлось с того сбора уехать, чтобы лечиться.
Мы его, конечно, в Москве подлечили и восстановили. Но потом с Евгением Казаковым, директором Бабушкинской спортивной школы, и его замом Александром Метельским долго думали: отправлять или не отправлять парня на вкатывание с юниорской сборной в посёлок Вершина Тёи? Во-первых, мы опасались за его физическое состояние, думали: может, ещё рановато, возможно, Саша ещё не до конца восстановился… А во-вторых, была сложная финансовая ситуация: сбор нужно был оплачивать из средств региона. У московского спорткомитета, как обычно, на это не нашлось денег. И Метельский стал прикидывать, где найти денег.
В итоге мы с Метельским, получив зарплату, скинулись, чтобы отправить-таки Чурикова на этот сбор, хоть и с недельным опозданием.
Свою роковую роль сыграло то, что Саша прилетел на этот сбор неделей позже. За это время все ребята уже акклиматизировались и вкатались. Юрий Викторович Бородавко уже начал с ними развивающую работу. Запоздавшему Чурикову дал на вкатку всего дня три-четыре. А затем сразу подключил его к развивающей работе с остальными ребятами… У него снова «вылетает» спина. Его снова отправляют на восстановление, но уже местными доступными средствами. Едва восстановился — снова окунают в развивающую работу! Понятно, что в таком режиме весь тренировочный процесс был скомкан, и нужного эффекта не получилось. В итоге Чуриков подходит к отборочным соревнованиям на юниорское первенство мира в разобранном состоянии и занимает 22 место. Естественно, в команду не попадает. Мы забираем его домой на восстановление.
Метельский снова заявил:
— Будем реанимировать!
— А получится? — с большим сомнением переспросил я.
— Получится! — уверенно отрезал Александр Николаевич.
Однако в этом сезоне полноценного восстановления не получилось. Только к концу следующего Саша начал показывать достойные результаты. Был третьим на первенстве России по юниорам и пятнадцатым на чемпионате страны по мужикам. Вроде как слегка реанимировать получилось.
На следующий подготовительный цикл резервный состав молодёжной сборной команды под эгидой «Роснефти» набирал Сергей Ефимов. Он предложил отдать Чурикова ему в команду. Я же, честно говоря, побоялся нового эксперимента, и сказал Чурикову:
— Саша, при всех прошлогодних проблемах я бы на твоём месте не стал туда соваться. Давай мы тебя год откатаем с Бабушкинской школой, полностью восстановим. Получится новый соревновательный год — значит, ты всё равно потом своё наверстаешь. Фактически те же слова я потом говорил Крюкову, когда его в первый раз звал к себе Лопухов. Чуриков согласился и остался с нами.
Но жизнь внесла свои коррективы. Случилось так, что у меня серьёзно заболела жена. Я не смог ездить с ребятами на все сборы. С группой стал работать Николай Желнов. Поначалу у них вроде всё неплохо получалось. Но потом у наставника начались проблемы личного характера. Стал пропускать тренировки. Нарушился контакт со спортсменами, это не могло не сказаться на их результатах. Соответственно, и Саша Чуриков несколько ослабил требования к себе. Начал отвлекаться на второстепенные моменты, больше внимания уделять личной жизни. Прогресс в гонках остановился. Пошли разговоры на тему «фармы»: мол, без неё на более высокий уровень не выйти…
От энтузиазма спортсмена в этом возрасте сильно зависит и энтузиазм тренера. Насколько спортсмен готов совершенствоваться, настолько он зажигает в творчестве тренера. У Чурикова пропал запал, которого как раз и не хватало для прироста результатов. Плюс некоторые нарушения в режиме… В итоге всё привело к тому, что он завершил свою профессиональную деятельность в спорте. А столько было надежд!
После этого Метельский откровенно и жёстко мне сказал: «Я был не прав. Надо было тебя послушать! Всё, больше никогда не будем просто так отдавать в сборную своих лучших воспитанников!»
Какой из всего сказанного стоит сделать вывод? Передавать своих воспитанников в сборную нужно своевременно: не слишком рано, но и не передерживая. Именно в тот момент, когда твой ученик окреп, когда он готов осознавать моральную ответственность не только за себя, но и за весь коллектив, который его подготовил. Он должен понимать не только суть тренировочного процесса, но и быть психологически подготовленным к тяжёлой тренировочной работе. Иными словами, морально и физически созреть.
Однако, несмотря на не самый удачный конечный результат, считаю, что приглашение Чурикова в Москву сыграло в своё время позитивную роль для московского лыжного спорта. В тот период именно он стал тем лидером, за которым потянулись столичные ребята. В этой конкуренции весь московский лыжный спорт вырос до лидирующих позиций на российском уровне. Но, к сожалению, этот процесс перерос в нечто совершенно неудобоваримое за последние несколько лет, когда московским лыжникам стали массово предпочитать привозных. Уже с младшего возраста за некоторые московские спортивные школы выступают иногородние лыжники…
Между прочим, и мне после Чурикова начали предлагать спортсменов со всей страны. Доходило до того, что у меня в группе из 12 спортсменов две трети были иногородними… Самая иногородняя группа у меня была 1985 года рождения. Там у меня были Сорин, Судаков и Прокопьев. Все они стали призёрами на первенстве страны. Но я всегда старался не перебарщивать с приглашением иногородних спортсменов.. Брал лишь тех ребят, которые претендовали на высокие места на первенстве страны. Я считаю, что в связи с приходом того же Чурикова мы вывели на более высокий уровень всех, кто тренировался с ним рядом. Ведь до его появления в Москве на всероссийском уровне московские спортсмены находились в каком-то состоянии застоя. Были счастливы уже тем, что один-два спортсмена занимали 15–20 места. Чуриков в моей команде стал своеобразным «мотором». За ним у меня очень здорово подтянулся Паша Матвеев — он стабильно в Москве был третьим-четвертым.
Кроме Сорина, из иногородних спортсменов, пожалуй, в Москве больше никто не сохранился для большого спорта. Сейчас ситуация ещё больше осложнилась. Не имея результатов на всероссийской арене, молодой спортсмен не может прорваться на более высокий уровень, при переходе из юношеского спорта в юниорский и молодёжный не может получить финансирование на дальнейшую подготовку. Нужна новая программа подготовки спортивного резерва с расчётом не на сиюминутный результат, а на перспективу. Наша система пагубна для большого спорта прежде всего потому, что она ориентирована исключительно на выбор акселератов, на тех, кто может показывать результат сегодня и сейчас, в юношеском спорте, как максимум — в юниорах. А что будет с ними дальше — никого не волнует.
Впрочем, хочется оставаться оптимистом и надеяться, что систему всё-таки удастся изменить. Но это уже зависит от волевого решения руководителей российского спорта.
В своё время в Бабушкинской спортивной школе директором был Евгений Иванович Казаков — легендарная личность! Гомельский назвал его в числе 10 самых талантливых баскетболистов России, когда отмечалось 100-летие баскетбола. С 17 лет он играл в клубе ЦСКА, который тогда был базовым для сборной команды страны. Трижды в составе команды становился обладателем Кубка европейских чемпионов. Директором в спортивную школу по лыжным гонкам его назначили в начале 90-х годов. Причём в то время это была школа, которая уверенно занимала в Москве последнее место. В ней работало два-три тренера. С приходом Казакова школа стала бороться за первое место в группе ДЮСШ. Как раз в это время Кунцевская и Бабушкинская школы между собой конкурировали в эстафете. Трое моих воспитанников 1973 года рождения боролись с ребятами из этой школы. Казаков добился того, что уже через год Бабушкинская школа получила статус специализированной школы. Стали приглашать к себе на работу сильных тренеров: Андрея Бояринова, Николая Машкова, Николая Петровича Лопухова … Получается, что в школе несколько человек стали потом заслуженными тренерами России.
Авторитет у Казакова был непререкаемый. Он мог войти в кабинет к любому начальнику и доказать свою правоту. Как спортсмен, был знаком со многими легендарными советскими российскими спортсменами, такими как Всеволод Бобров, Анатолий Тарасов, Вячеслав Фетисов. Естественно, знал многих великих баскетболистов, именитых лыжников… Он рассказывал, как в былые времена они все между собой достаточно тесно общались в жизни, а не только пересекались на соревнованиях. Сейчас такое редко встречается. Мы с представителями других видов спорта в основном на торжественных мероприятиях видимся.
В моей судьбе Казаков сыграл особенную роль. Прежде всего потому, что во мне увидел в первую очередь человека и только потом специалиста и профессионала. Тем не менее не могу забыть его чисто профессиональный подход к любому вопросу. Помню, в то время, когда я уже был главным тренером в школе, приезжаю с соревнований, захожу к нему с протоколами. Первым делом он спросит: все ли здоровы, никто не заболел? Затем посмотрит протоколы соревнований, с которых мы вернулись. Смотрел с конца — есть ли там кто-то из наших. Если видел кого-то, тут же спрашивал: «А зачем вы его повезли на соревнования?»
Такие неудобные вопросы… Приходилось, естественно, аргументированно отвечать и объяснять.
И только в третью очередь начинали говорить о лидерах. Я также взял за правило в первую очередь начинать разговор со своими спортсменами о здоровье. Думаю, могу гордиться тем, что на моём тренерском веку не было спортсменов, здоровью которых я нанёс какой-либо вред.
Ещё Казаков всё время говорил, что спортивной школе нужна свежая кровь. В первую очередь он беспокоился о тренерском составе. Но когда московский «Спартак» стал привозить иногородних спортсменов, Евгений Иванович не был против приглашения и в наши ряды сильных и перспективных лыжников из других регионов. Может быть, с точки зрения прогресса в этом был смысл, потому что условия для сборных команд школы создавались действительно хорошие. Даже из спортивных школ Москвы многие тренеры с удовольствием передавали нам своих воспитанников. Для многих спортсменов в этом был шанс раскрыться, не потеряться из-за отсутствия финансирования. Достаточно вспомнить того же Чурикова, Сорина, Панжинского, и многих других.
Все понимали, что иногородним надо было где-то жить. К сожалению, с кунцевским УОРом № 2 в Москве тогда у спортивной школы хорошего взаимодействия не сложилось. А вот с Щёлковским ГУОР и его директором Владимиром Николаевичем Титовым рабочий тандем создали, решив таким образом вопрос обучения спортсменов и их проживания в период между сборами. Надо отдать должное этому человеку, который, получив почти разрушенное здание профилактория, создал училище практически с нуля, отладив там хорошую систему обучения, проживания, отличного питания. Да и обучение там шло на хорошем уровне. Крюков до сих пор вспоминает, как сдавал некоторые учебные дисциплины.
Всё это было выгодно для спортивной школы. А училищу было выгодно получить в лице спортивной школы и её воспитанников высокий уровень подготовки спортсменов и их результаты. Училище не стало зацикливаться на приглашении тренерского коллектива, а сделало упор на совместную работу с тренерами Бабушкинской школы.
Ещё Владимир Николаевич создал в училище хороший медицинский и восстановительный центр, в котором работали сильные специалисты, в том числе и профессиональный психолог. Было там хорошее обеспечение медикаментами. Ребята возвращались со сборов, я сразу связывался с врачом училища и просил провести с ними те или иные восстановительные процедуры. Кстати, даже в то время, когда мы уже были в сборной команде России, медицинское обеспечение там оказалось на очень слабом уровне. Выручала врач Щёлковского ГУОР Галина Николаевна, которая доставала нам необходимые медикаменты и витаминные препараты. Только непосредственно перед Ванкуверской Олимпиадой эти вопросы в сборной стали как-то решаться. При подготовке к Сочи всё было на куда более высоком и оперативном уровне.
На смену Евгению Ивановичу Казакову пришёл Александр Николаевич Метельский. Но он ещё и при Казакове успешно справлялся с хозяйством и определением ближайших целей спортивной школы. Он всегда очень чётко отслеживает всевозможные мелкие детали. Кроме того, он и сам был хорошим лыжником, тренером поработал в своё время в «Локомотиве». Всегда с пониманием относился к нашему труду. Вообще, должен сказать, что первое лицо в спортивной школе, её директор, определяет всё! За время тренерской работы мне довелось со многими директорами пообщаться. В Дзержинском я поработал, чуть-чуть в Люберцах, в Кунцевской школе в мою бытность три директора сменилось, в Бабушкинской — два. Могу сказать, что именно эти два руководителя были самыми сильными в работе с лыжными гонками — как в организационном плане, так и в понимании самого вида спорта. С Метельским как с лыжником мы вообще часто многое обсуждали, в том числе и перспективы. Очень часто он не ошибался в отношении того или иного спортсмена. Хотя с тем же Чуриковым у него на первых порах были определённые сомнения. Но в итоге он понял, что это стоящий спортсмен, и мы до последнего старались его сохранить.
Впрочем, именно тогда я почувствовал, что мне просто катастрофически не хватает времени на своих воспитанников. А в это время у меня как раз подрастали Крюков, Уфтиков, Белова… Я говорил руководству, что не нужно брать слишком много иногородних. Они в команде должны быть явными лидерами, их присутствие должно стимулировало всю команду, а не так, чтобы они бежали вровень с москвичами.
В тот период у меня тренировалась ещё одна хорошая пара спортсменов — Илья Машков и Миша Ярошенко 1983 года рождения — также призёры первенства России среди юниоров. Илья и сейчас продолжает успешно выступать, но тренируется уже давно не со мной. Он до сих пор время от времени попадает в десятку сильнейших в стране.
Как-то так получалось, что кто-то из старших моих воспитанников всегда обучал, опекал более молодых. Дима Гусев 1971 года рождения как-то сошёлся с Артёмом Жуковым 1978 года рождения. А Артём в свою очередь потом Чурикова подтянул. Чуриков же верховодил уже Сориным с Крюковым… Потом те Шилова, Панжинского опекали. Мне уже тогда многие говорили, что в нашем коллективе атмосфера какая-то семейная. А в семье принято, чтобы старшие опекали младших. Человеческие отношения, забота выстраиваются не сразу. Но так получается, что те, кто не вписывается в нашу систему отношений, покидают нашу группу. Конечно, когда у нас была большая команда в сборной страны, многое стало размываться. Отчасти, наверное, потому, что нас, тренеров, на всех не хватало. Но всё равно все ребята держались вместе. И женская группа, примкнувшая к нам, легко перемешалась с мужской. Постепенно создалась очень тёплая дружеская атмосфера в команде.
Возможно, у нас такой род деятельности, при котором существует такая же психологическая зависимость, как на войне: когда люди существуют рядом на пределе человеческих возможностей, они начинают становиться по отношению друг к другу более внимательными, терпимыми, понимают, ценят друг друга… А может быть, дело в том, что подбираются люди одного типа мышления, склада характера, и поэтому им проще взаимодействовать. Хотя я бы не сказал, что у нас полная идиллия. Кто-то с кем-то может жить в одной комнате, кто-то не может. Но здесь расходятся по-доброму, камень за пазухой никто не держит.
Был у меня ещё один интересный воспитанник — Саша Мазильников, 1982 года рождения, который очень многое взял в плане техники и подготовки у тех же Жукова и Чурикова. Саша стал ходить ко мне на тренировки вместе со старшим братом Серёжей ещё с семи лет. Помню, когда пришёл в первый раз, спросил: «А что мне делать?» Ну не на улицу же его отправлять, чтобы погулял… Я сказал ему: «Посмотри, какое техническое упражнение делают старшие, и постарайся сделать так же…» Только катался он немножко, а потом я его всё-таки домой отправлял. Уже через пару лет я с удивлением обнаружил, что техника у Саши почти идеальная. Он и коньком, и классикой до 15 лет ходил просто великолепно. Правда, когда резко вырос, был пубертатный скачок — техника у него сломалась. И снова пришлось её править… Я всегда считал и считаю, что маленькие дети учатся глазами, на уровне подражания. А старшие ребята должны каждое движение пропускать через голову, через подводящие упражнения.
Жалко Женьку Прокопьева и Рому Трофименко. Они оба были очень талантливыми спортсменами и, если бы не бросили, добились бы больших высот в спорте. Рома был чемпионом Спартакиады учащихся в спринте, но не мог себя ограничивать ни в чём — ни в тренировках, ни в распорядке дня между сборами, поэтому в итоге нашёл другие интересы в жизни. А Женя был одним из сильнейших юниоров страны в дефицитных ныне гонках на 30 и 50 км. Казалось бы, продолжай тренироваться, совершенствуйся, и дорога в сборную тебе открыта, однако Женя не справился со сложностями из-за травмы спины и не смог продолжить тренироваться.
На сборе в Рамзау он поскользнулся и повредил поясницу. Мы ему вправили, но оказалось, что не до конца, Женя приехал домой, и на следующий сбор я его не взял. Я сказал ему: «Вылечишься, продолжишь готовиться». А он к этим словам отнёсся безответственно и вместо того, чтобы долечиться до конца, начал своими делами заниматься… Так у него весь сезон и прошёл — то болит, то не болит. Как важные соревнования — так у него спину ломит. В общем, не нашёл в себе сил, чтобы мобилизоваться на главном, так тихо и ушёл из спорта.
Аня Белова тоже могла бы добиться больших высот. Тут совсем другая история. Она попала в состав юниорской сборной России, которой тогда руководил Николай Петрович Лопухов. Но результаты у Ани не росли. Видимо, перегрузилась, вовремя не восстановили. Может быть, надо было морально поддержать, хотя я и старался сделать это. Одним словом, Аня закончила тренироваться, не дожив в спорте даже до молодёжного возраста.
Это, кстати, довольно распространённый случай… Я считаю, что мы слишком рано начинаем работать с детьми на результат и выжимаем из них все соки. Надо работать профессионально, но меньше уделять внимания занятым местам. Я в Вуокатти познакомился с одним мужчиной, у которого сын играет в хоккей за городской клуб Каяни. Он говорит: «Отличие в концепциях подготовки у нас и у иностранцев — просто кардинальное. У нас проиграли — катастрофа. У них проиграли — все смеются». Поэтому у них и краснощёкие все, а у нас как бурлаки на Волге. В юниорской сборной нужен результат сегодня и сейчас. С тех пор своих воспитанников я старался в первый год юниорского возраста не отдавать в сборную команду, даже если их усиленно приглашали. Очень многих там загубили преждевременные гонки за результатом…
Я очень жалею, что Аня не продолжила тренироваться, потому что потенциал у неё был просто огромный! Она даже сейчас, когда тренируется для поддержания формы, обыгрывает многих сильных лыжниц России на ведомственных гонках.
Помню, как пришёл ко мне Егор Сорин… Это было на первенстве России среди юношей в Сыктывкаре. Он попал в десятку сильнейших, а после соревнований начал тренироваться под моим руководством. На первый сбор мы поехали в Крым, и в первом же кросс-походе Егор так «капнул», что его обратно на себе тащил Сергей Щучкин. Я ему говорю: «Что ж ты так?» А он мне отвечает: «У меня гемоглобин очень низкий». Но уже через некоторое время тренировок в нашей группе гемоглобин у него стал лучше всех.
Егор мне очень импонирует своим упорством. Образно говоря, чем больше жизнь опускает его вниз, тем он с большей силой оттуда карабкается и лезет наверх. Егор всегда очень хотел добиться успеха, но на протяжении нескольких лет никак не мог попасть в сборную. Хотя лично я всегда считал, что попадать в сборную последним номером не имеет смысла. Если уж отбираться, то отбираться уверенно, чтобы ни у кого не могло возникнуть никаких сомнений. И он попал-таки в сборную в 2005 году для выступления на первенстве мира среди юниоров в финском Рованиеми. В эстафете мы предполагали, что у норвежцев на последнем этапе будет бежать Петтер Нортуг уже в ранге победителя на 15-километровой дистанции. На последний этап в нашей команде решили заявить Егора Сорина. Но норвежцы поставили Нортуга всё же на второй этап… На третий этап наш лыжник Николай Хохряков ушёл с отрывом в пять секунд от норвежцев и смог оторваться от них, увеличив преимущество до 57 секунд. Вроде бы задел приличный. Тем не менее мы опасались — а вдруг норвежец догонит? Всё-таки у них бежал спортсмен, занявший на «пятнашке» третье место. Я поставил перед Егором задачу: «Не спешить!» Сорин бежит по дистанции и начинает выигрывать ещё 10 секунд к той минуте отрыва, с которой он ушёл на заключительный этап. Ещё 15 секунд, 20, 27… Но я всем сказал, чтобы по дистанции ему кричали: «Не спеши!» — зная своего воспитанника, что он любит, как говорят лыжники, с самого старта «мочить со всей дури», что чревато быстрым закислением… За 1,5 км до финиша ему кричит Коля Росков: «Всё хорошо, выигрываешь у норвежца полторы минуты! Не спеши!» А Сорин ему в ответ возмущённо: «Ну дайте хоть поработать-то!..» Вот так вроде бы не спеша он привёз норвежцу полминуты и показал лучший результат среди всех участников эстафеты. А вот в личной гонке ему не повезло с погодой. Сильно теплело, а ему достался последний стартовый номер. В итоге Егор оказался на десятом месте.
После юниорского возраста Сорин стал показывать хорошие результаты во взрослом спорте, причём на длинных дистанциях у него получалось лучше. Он стал бронзовым призёром чемпионата страны на 70 км, ещё выступая по молодёжи, попадал в «десятку» на 30 и 50 км на чемпионате России.
Когда я пришёл работать в сборную России, то передал Егора Анатолию Михайловичу Чепалову, у которого он тренировался два сезона. За этот период Сорин стал двукратным чемпионом Всемирной Универсиады, закрепился в «десятке» сильнейших в России, был десятым на этапе Кубка мира в Отепя. И в 2010 году был включён на подготовку в основной состав сборной России, где тренировался в нашей спринтерской группе. Но в этот сезон у него не всё сложилось так, как планировали, хотя и на этот раз он завоевал бронзовую медаль на 70-километровом сверхмарафоне в рамках чемпионата России. Но этого было недостаточно, чтобы закрепиться в сборной команде, и он ушёл готовиться с марафонской группой. После Олимпиады в Сочи я предложил Егору попробовать себя в роли специалиста комплексной научной группы. Один год он проработал в спринтерской группе, а затем перешёл в группу Маркуса Крамера, где работает и по сей день.
Из всех иногородних лыжников, которые у меня тренировались в то время, по лыжным качествам больше всех мне нравился Виталий Шилов из Нытвы Пермской области. Виталик стал абсолютным чемпионом Праздника Севера по юношам и чемпионом Спартакиады школьников. Я про себя называл его «скрипкой», которая требовала очень бережного отношения и постоянной настройки. Он был склонен перебирать в тренировочных нагрузках, его приходилось постоянно сдерживать. В юниорской команде на это особого внимания не обращали: работаешь — молодец. А перебор нагрузки накапливается и приводит к плачевным результатам. Даже если ты выигрываешь все контрольные тренировки. Перегрузки наслаиваются, и потом вдруг резко всё ухудшается, спортсмен нервничает, не понимая в чём дело: я ведь был лучшим. В итоге — на первенстве мира сороковые места — совершенно не его результат. Психологическая травма накладывается на физическое утомление. Спортсмен вернулся в спортшколу. Год после этого мы его восстанавливали. В 2010 году он уже был третьим в прологе на чемпионате России, и в итоге двенадцатым. Сашу Панжинского там, кстати, обыграл. Очень достойный показал результат. Но всё-таки решил переквалифицироваться — пойти в биатлон.
Виталик Шилов был мне симпатичен своим серьёзным отношением к тренировкам и просто звериным чутьём снега. Можно было выпустить его на гонку с явной отдачей, он обязательно приспосабливался и пробегал так же, как пробежал бы, если бы его хорошо намазали. У него всегда был очень хороший тандем с Никитой Крюковым. Они много тренировались вместе. Причём, это давало большую пользу обоим спортсменам, хоть Виталик и был на три года младше Никиты. Временами я за Шиловым ставил Крюкова, чтобы он учился у него технике переменного хода, ходил за ним классикой буквально шаг в шаг. Техника Шилова была такой, я бы сказал, кошачьей, гибкой, он обладал таким тонким и обострённым чувством снега, что мог приспособиться к любой погоде и к любой смазке. И всегда выступить на своём уровне. Один раз он на такой суровой отдаче бежал — диву даёшься, как сумел приспособиться! Причём, смог показать хороший результат. Технику классического хода Шилова даже Лопухов считал идеальной.
Конёк у него тоже неплохой был. В основном за счёт скольжения. Но Виталик был довольно высокий, с длинными мышцами. Ребят такого сложения я тогда как-то не очень воспринимал как конькистов. Но с опытом и годами понял, как работать со спортсменами такого телосложения, чтобы сделать их хорошими универсалами.
Сестра Виталика Шилова, Таня 1990 года рождения — классистка была от бога. Они вообще оба с каким-то невероятным чувством снега. В любой ситуации могли подстроиться под снежные условия — это большая редкость. Среди всех моих воспитанников такие попадались мне, ну — буквально несколько человек. Ещё до того, как она пришла ко мне, в родном городе, будучи в среднем возрасте, выступала и среди сверстниц, и в старшем, и по юниоркам. А иногда даже и по женщинам за взрослую команду бегала... Помню, я как-то насчитал у неё порядка 35 соревнований за год. Да разве можно так?! Естественно, возникли проблемы с сердцем. Постарался восстановить её. Она потом стала призёром Спартакиады школьников. Но у Тани что-то не сложилось в Москве с учёбой, она после окончания УОРа вернулась домой, поступила в Пермский педагогический университет, а там её снова начали гонять. У неё возобновились серьёзные проблемы с сердцем… Увы, выходить из такого состояния потом приходится годами. Всё из-за того, что детские тренеры частенько этого не понимают, на пульс мало ориентируются. Доходит до того, что в сборную команду приходят ребята, которые вообще пульс не умеют измерять. Некоторые понятия не имеют о том, что надо как-то свою работу контролировать. Отсюда и проблемы с перегрузками. Ведь дети всегда бегут слишком быстро. Самое сложное — научить детей тренироваться медленно. Впрочем, работая в сборной страны, я столкнулся с такой же проблемой, когда мне передали на подготовку женскую спринтерскую группу — они совсем не умели тренироваться медленно. В Рамзау я наблюдал такую картину — идёт по кругу спокойно норвежец Хаттестад, а мимо него пролетают мои девушки из спринтерской группы: Женя Шаповалова и Елена Турышева… Сезон ушёл на то, чтобы они поняли, что очень важно уметь тренироваться медленно.
Из последних моих спортшколовских воспитанников можно выделить Сашу Панжинского и Толю Волкова, оба призёры первенства России среди юношей в эстафетах. Волков до сих пор продолжает тренироваться и выступать. А Панжинский стал вице-чемпионом Олимпиады. Но о нём мы поговорим отдельно. ■
Читать далее: