Юрий Каминский. Книга "От школьной скамьи до олимпийской медали". 14 глава. Валь ди Фиемме

Опубликовано: Юрий Каминский. Книга "От школьной скамьи до олимпийской медали"

Общее ощущение победы было странным. Радость оказалась совсем кратковременной. Гораздо более сильным стало чувство, что это пик. Выше которого уже не прыгнуть как ни старайся. Да и дорога с пика всегда одна — вниз. Только потом я понял, что самое интересное в спорте не победа. А путь, который к ней ведёт. Особенно самый последний отрезок этого пути, на котором нельзя сделать ни одной ошибки.
Уле Эйнар Бьорндален

(из интервью газете «Спорт-экспресс»)

 Понятно, что мы (тренеры и спортсмены) в голове постоянно держали Олимпиаду в Сочи. Точно так же мы понимали, что к чемпионату мира, который должен был состояться годом ранее, надо было готовится несколько иначе. Хотя мы использовали отдельные методические приёмы и целые блоки подготовки, которые предполагали применять в олимпийском сезоне. Тем не менее цель — успешно выступить в Италии — была в этом сезоне основной.

Проблема состояла в том, что в том году мы должны были провести предолимпийскую неделю в спортивном комплексе «Лаура» в Сочи, чтобы заранее опробовать трассы и модель подводки спортсменов к будущим Играм. По срокам проведения сочинский этап Кубка мира оказался слишком близок к предстоящему мировому чемпионату. Поэтому практически невозможно было к этим датам выводить спортсменов даже на околомаксимальный пик формы. Если бы это сделали — непременно оказались бы в состоянии спада на чемпионате мира в Валь ди Фиемме. Пришлось пожертвовать результатами на предолимпийской неделе ради достижения высокого результата на главном старте сезона.

Конечно, в Сочи мы проверяли влияние климатической среды и высоты на возможности организма, сверяли все соревновательные ощущения спортсменов, тестировали какие-то подводящие тренировочные элементы.

Особенность подготовки состояла в том, что мы впервые шли не по накатанным схемам, применявшимся ранее. Все годы своей тренерской работы я полагался в первую очередь на свою тренерскую интуицию и богатый практический опыт, которые помогли нам завоевать олимпийские медали в Ванкувере. Год спустя после этой Олимпиады в центре спортивной подготовки сборный команд России (директор Александр Михайлович Кравцов) был создан аналитический отдел (начальник Михаил Петрович Шестаков). Его специалисты во главе с Андреем Крючковым оказали непосредственное влияние на формирование планов подготовки нашей группы в соответствии с самыми последними достижениями спортивной науки.

В том году с помощью научно-­методических подходов мы старались рассчитывать всё до мелочей. С разных сторон подготовки был значительно улучшен контроль за текущим состоянием спринтеров: проводились как регулярные тестирования, так и углублённое педагогическое осмысление происходящего. Мы, что называется, отчётливо понимали, что и когда контролировать (пульс, орто-пробы, технику передвижения на каких-то этапах подготовки). Всё это удавалось осуществлять благодаря постоянному контакту со специалистами в области спортивной физиологии Андреем Крючковым и Евгением Мякинченко. С их помощью мы не только контролировали текущее самочувствие и кондиции каждого спортсмена, но и выстраивали чётко выверенную тактику и стратегию подготовки.

Зная все необходимые параметры, мы могли достаточно грамотно управлять состоянием каждого спортсмена нашей группы. Если раньше роль комплексной научной группы (КНГ) сводилась к констатированию фактов, то здесь она была уже непосредственным участником разработки методики подведения наших атлетов к чемпионату мира.

У нас появилась возможность с помощью регулярных биохимических анализов крови определять текущее состояние спортсменов. Это позволяло нам гораздо качественнее управлять тренировочным процессом, снижать или повышать по мере необходимости интенсивность… Как показывает практика, самое сложное в подводящем микроцикле — контролировать интенсивность нагрузки. В этот момент организм спортсмена подобен тонко настроенному музыкальному инструменту, он весь «звенит». Малейший перебор может не только внести диссонанс, но кардинально изменить всё его звучание — то есть результат на важнейшем старте сезона. Такое взаимодействие с наукой повысило надёжность спортсменов.

Кроме того, мы значительно увеличили в этом году количество специальной силовой работы. А также подбирали разные варианты проработки быстрых и медленных мышечных волокон. Причём старались под каждого спортсмена подобрать индивидуальные варианты упражнений и их количество, которое необходимо для решения поставленной задачи. С кем-то из ребят это удалось достаточно хорошо, с кем-то — чуть хуже.

После чемпионата мира мне часто задавали вопрос: чем объяснить, что, кроме Никиты Крюкова, в индивидуальном спринте никто из российской команды не прошёл даже в полуфинал?

Думаю, тому есть две причины. Во-первых, отборы в команду спринтеров (кроме Крюкова) длились с конца ноября фактически до 16 февраля, то есть закончились за пять дней до старта. Во-вторых, сказались болезни спортсменов. Например, на чемпионате России в Сочи заболел гриппом Александр Панжинский. Грипп дал осложнение — острый гайморит. Болезнь, требующая серьёзного лечения с помощью антибиотиков… Я подробно уже останавливался на истории восстановления Саши после болезни в главе о нем. К сожалению, нам полностью так и не удалось восстановиться. На примере Панжинского можно лишний раз убедиться, что болезнь в период подготовки спортсмена к старту и во время вхождения его в состояние спортивной формы практически всегда не позволяет показать максимальный результат. Более того, я всегда говорю своим подопечным, что заболев в начале сезона, ещё можно через полтора-два месяца выйти на уровень своего максимума, но в случае повторения болезни во второй раз в этом же сезоне войти в состояние спортивной формы не получится. В лучшем случае вы можете более-менее приблизиться к своему предельному уровню, но выйти на него — вряд ли. Представьте: вы потратили летом три месяца, чтобы наработать высокий аэробный потенциал, плюс месяц-полтора отрабатывали экономичность анаэробного энергообеспечения. За одну — две недели простудного заболевания средней тяжести вы можете почти все свои наработки потерять. Ведь болезнь по сути своей анаэробный процесс, организм требует много энергии для выздоровления. А где взять её? Самое простое — из митохондрий — энергетических станций клеток. Вот и получается, что почти всё время, потраченное на наработку специальной выносливости, ушло на борьбу с вирусами. Поэтому в сезоне спортсмену высшей квалификации болеть нельзя, если он хочет показать максимум своих возможностей в главных стартах сезона.

Кроме того, Саша допустил ряд тактических ошибок в четвертьфинальном забеге, выбрал не ту лыжню на подъёме, когда шёл первым, перестроившись туда, где лыжи хуже держали. А для него, в этом состоянии особенно, отдача была равносильна проигрышу. На финиш его совсем не хватило...

Что касается Михаила Девятьярова-младшего… Мы рассчитывали, что его результат будет лучше. Но Михаил тоже несколько дней болел, когда мы приехали в Италию. Это случилось с ним, я думаю, на фоне психологического перенапряжения: он, как и остальные спринтеры, с конца декабря практически два месяца находился в состоянии отбора. Невозможно удержать форму, когда тебе от старта к старту надо доказывать своё право быть в команде. Это серьёзно давит на психику, спортсмен начинает перегорать. Вместе с психической энергией уходит и его физическое состояние. В том сезоне, когда так сильно были размыты критерии отбора на итальянский чемпионат, ребята до последнего спрашивали: «А я буду стартовать на чемпионате мира?» Окончательно всё решалось в Давосе. А эта гонка состоялась за пять дней до спринта в Валь ди Фиемме…

Наукой, в то числе и психологами, а также тренерским опытом давно уже доказано, что спортсмен, находящийся в состоянии стресса, может на одном соревновании полностью сгореть. То есть выйти из состояния спортивной формы, а значит — потерять высокую работоспособность. В Ванкувере, например, через три дня после победной гонки, когда ребята выполняли уже в основном восстановительные упражнения, ездили на различные приёмы в честь их победы, мы взвесили Крюкова и Панжинского. Оба потеряли по три — три с половиной килограмма веса, а неделю спустя на углублённом обследовании во ВНИИФКе мы увидели, что у них ушло 2,5–3 кг эффективной мышечной массы. Это всё — результат того победного спринта на Олимпиаде. Потеря мышечной массы наблюдалась и у Миши Девятьярова. Причём это результат не мышечной работы, а психологических перегрузок.

Если Крюков достаточно быстро скомпенсировал потерянные килограммы, то Панжинскому в течение двух-трёх лет не удавалось в полной мере восстановиться. То есть тот физический и психический всплеск олимпийской гонки потом перехлестнулся с эмоциональным. По молодости он не сумел вовремя себя притормозить в эйфории успеха, в результате — долго не мог компенсировать потерю мышечной массы.

Возвращаясь к Девятьярову, могу сказать, что считаю началом всех его проблем переход на подготовку в швейцарскую группу. Во-первых, там Миша растерял свой классический ход. Тренеры, пытаясь переучить его, приличную классическую технику просто разнесли в пух и прах. Кроме того, тренируясь вместе с Александром Легковым, Миша сильно перебрал в нагрузке и потом почти весь сезон восстанавливался… Любая перетренировка элитного спортсмена имеет очень серьёзные последствия. Многие говорят: переварит, потом восстановится. Но ещё никогда не было такого случая, чтобы всё это обходилось без серьёзных последствий для физического и психического здоровья.

Возникает логичный вопрос: для чего ему это было нужно? Ответ вполне понятен: многие спортсмены ищут чего-то нового, думают, что в другом месте может быть лучше, «трава зеленее». Постоянно вокруг говорят о том, что спринтерам не хватает дистанционной работы. А что такое дистанционная работа? Это наличие тренировок на развитие аэробных качеств, большее количество работы на уровне ПАНО. И если мы делаем какую-то короткую гликолитическую работу в сторону МПК, то дистанционщики выполняют более длинную работу, смещённую по пульсовым режимам ближе к ПАНО.

Возможно, разговоры пошли из-за того, что ребята в квалификации стали показывать более высокие скорости, чем в забегах… Но мы сознательно пошли на то, чтобы перед чемпионатом мира в Осло достаточно много поэкспериментировать со скоростными режимами. На мой взгляд, эксперимент был неплохим, когда мы в качестве основы оставили свою методику, но добавили некоторые нюансы подготовки, используемые норвежскими спринтерами для того, чтобы повысить среднюю скорость на спринтерской дистанции. И действительно повысили её. Но немножко потеряли при этом в выносливости. На самом деле, ребята стали бегать в прологе лучше, чем в забегах. Это был эволюционный процесс. Мы поняли, что не хватает аэробной мощности. На следующий год сделали необходимую коррекцию, чтобы выровнять положение.

Теперь о смазке лыж. В Сочи, на этапе Кубка мира, вопрос подготовки лыж стал краеугольным камнем. В Валь ди Фиемме со смазкой тоже были нюансы… Мне передавали по рации, что Миша не справляется с держанием. Начали увеличивать на его лыжах колодку. А это — палка о двух концах — улучшается держание, но ухудшается скольжение. В итоге на спуске его многие накатывали. На мой взгляд, элитный спортсмен всё-таки должен уметь справляться с лёгкой отдачей. Редко когда в гонках бывает идеальная смазка. Это означает, что лыжникам нужно в полной мере овладевать искусством вариативного отталкивания, чтобы приспосабливаться к отдаче и не ухудшать скольжение. Можно ли этому научиться, или тут должно быть какое-то природное чувство снега? В определённой степени, конечно, можно научиться. Но в реальности приходится не учить, а отучать от позднего отталкивания тех спортсменов, которые приходят на подготовку в сборную с этой проблемой. Особенно трудно в этом плане с «конькистами» — теми спортсменами, которые показывают свои лучшие результаты в гонках свободным стилем, а классикой особенно быстро никогда не бегали. Взять, к примеру, Петухова — он всегда отдавал предпочтение коньковому стилю. Поэтому у него особенно чётко видно: когда идеальное держание — он показывает в классике хороший результат. Как только возникают какие-то помехи: изменяются погодные условия, становится сложно идеально намазать колодку, сразу же у него происходит падение результатов.

Признаться, во время чемпионата мира в Италии работа лыж во время гонки меня немножко напрягала. Тем не менее, тот же Крюков вообще не стал ничего делать с лыжами: как намазали, так он всё и оставил. Но я-то видел, что лыжи у него подстреливали — Никита бежал на лёгкой отдаче, и я по рации спрашивал у Ленского: «Что ты делаешь с крюковскими лыжами, у него подстреливает?!» Володя отвечал, что всё под контролем. Ну, думаю, моё дело было спросить и предупредить, а он на месте всё учтёт. Потом я узнал, что Ленский предлагал Крюкову положить ещё слой мази, но Никита отказался. А Девятьярову мазали лыжи дополнительно. Такие нюансы особенно сказываются тогда, когда спортсмен не очень хорошо готов, или неважно себя чувствует.

Возможно, здесь ещё срабатывает момент психологической неуверенности. В состоянии полной готовности и психологического спокойствия спортсмен может справиться и с отдачей. По всем последним перед чемпионатом мира тренировкам было видно, что Никита явно сильнее всех наших, а финиш его особенно выделялся. Мы проделали с ним в том подготовительном сезоне серьёзную силовую работу. Каждый спортсмен, естественно, осуществлял её по-своему. Крюков отличается тем, что к тренировочным заданиям относится очень профессионально. Но и сам много чего привносит в подготовительный процесс, постоянно выискивает какие-нибудь новые решения. Например, концентрация на каждой конкретной задаче. Не стесняется обсуждать какие-то ключевые моменты. И это очень радует, поскольку я и сам стараюсь поступать так же. Мы с ребятами много просматриваем на видео технику ведущих спринтеров мира, обсуждаем детали.

В индивидуальной гонке классикой на чемпионате мира психологически для Никиты было очень важно взять «своё». Вопрос стоял о месте не ниже второго. Ясно было, что всё решится на финише, а основным конкурентом был Нортуг. Хотя в спринте сюрпризов можно ждать от многих. Но бороться нужно было только за победу!

Соответственно, тактические и пси­хологические установки, которые получали спринтеры, сильно отличались от тех, которые давались им на Олимпиаде. Здесь были совершенно иные условия и соперники. Первоосновой был быстрый финиш. Перед всеми стояла задача не отстать, а на финише решить вопрос дальнейшего продвижения по забегам.

Я бы сказал, что и для меня в психологическом плане этот чемпионат мира был тяжелее предыдущего, состоявшегося сразу после ванкуверской Олимпиады. Особенно первая гонка. Прежде всего потому, что было осознание того, что Крюков может и должен выигрывать. Очень хотелось избежать всяких случайностей. В спринте они происходят сплошь и рядом. Надо было и спортсмена психологически подготовить. Хотя я считаю, что в плане психики Никита у нас самый устойчивый. Тем не менее в чем-то его надо было поддержать, где-то предостеречь… С точки зрения тактики были сложности, когда три норвежца оказались в финале против одного Крюкова. Это тоже нельзя было скидывать со счетов. Были опасения, что двое из них попытаются Никиту закрыть, а третий в этот момент убежит. Но Крюков с самых первых метров не дал им шанса применить такую тактику.

А дальше — никто из соперников не захотел идти вперёд. Значит, у них не было никакого запасного тактического варианта. Хотя я на их месте всё-таки пошёл бы вперёд. Все стали действовать по обстановке. Поэтому Никита довольно долго лидировал. Потом, я считаю, всё было достаточно предсказуемо: Йонссон играл ту партию, которую он может сыграть — ему нельзя было до финиша затягивать — у него из тех троих, кто шёл в головке — Крюкова, Нортуга и Йонссона — самый слабый финиш. Отсюда вытекало, что Нортуг с Крюковым постараются усидеть за Эмилем. И потом кто-то из них будет быстрее на финише. Рывок Йонссон предпринял просто отчаянный! Правда, на этом рывке он и кончился — на финиш ему явно не хватило сил. Раньше у Йонссона такие рывки проходили — он отрывался на 20–30 метров, и этого хватало для победы. А здесь и подъём был другим, и вся ситуация — гонщики друг друга сторожили. Возможно, ему надо было с самого первого подъёма так атаковать! Но тогда не известно, хватило бы его на вторую половину дистанции или нет. Возможно, на тот момент Йонссон оказался в среднем состоянии, которое позволяло ему выигрывать этапы Кубка мира за счёт быстрого финиша, причём — чаще в коньковых гонках. Но в классическом стиле он в такой кондиции обычно не выигрывает. У него значительно слабее одновременный ход. Поэтому шансов у него особенно не было. Да и все остальные спринтеры на тот момент в плане дистанционной скорости были готовы не хуже. К тому же Крюков и Нортуг всё контролировали. А финишёры они куда более мощные.

Тем не менее я считаю, что в этой ситуации Никита допустил небольшую оплошность с выбором лыжни. Если во всех предыдущих забегах из четырёх лыжней он выбирал самую лучшую, то в финале вовремя не сориентировался — ситуация ведь постоянно менялась. Хотя до этого в полуфинале всё исполнил просто идеально — вышел первым, очень чётко, при хорошем держании лыж зашёл в подъём… В прологе бежали по двум лыжням — они были более скользкими. Никита выбрал скольжение. А Йонссон не зря же их по самой крайней лыжне обошёл, где было лучшее держание. Там он просто бегом бежал! Впрочем, и у него, и у Нортуга держание было получше, а Крюков шёл на небольшой отдаче. Поэтому ему надо было вставать в самую крайнюю лыжню. Закрыл бы тогда и ближнюю лыжню к повороту, заставив соперников находиться ещё на метр дальше… Да ещё начал немного напрягаться, суетиться и отстал от них примерно на метр. Хотя чувствовалось, что он почти весь подъём до верхушки шёл с небольшим запасом. Когда понял, что они его обходят, набрали большую скорость, тоже ускорился, чтобы сесть на хвост.

На самом деле, в той ситуации не было ничего фатального. В таких случаях я рекомендую быть начеку — немножко оглядываться и пытаться поймать момент начала рывка, который предпринимают соперники (если ты не работаешь на пределе и идёшь с запасом). Никита действовал грамотно, ускорялся очень плавно. Всё это позволило ему решить свою задачу-максимум на финише — вырвать у Нортуга золотую медаль.

Через два дня состоялся командный спринт. Поверьте, мы выкинули из головы ту ситуацию, которая произошла месяцем ранее на сочинском этапе Кубка мира, когда наши дистанционщики — Япаров и Вылегжанин — обыграли с отрывом всех спринтеров. Там, кстати, все иностранцы-спринтеры плохо пробежали, поскольку участвовали в этом старте с листа. Командный спринт был на 3–5 день пребывания зарубежных гонщиков на высоте. Это функциональная «яма» в акклиматизационном процессе. У нас был 11-й день — тоже довольно плохой день в плане самочувствия спортсменов. Плюс были неудачные моменты по смазке. На самом деле, объективно оценить тот результат было крайне сложно. Поэтому мы на нём особенно не заморачивались. Кроме того, у нас были показатели биохимии крови и функциональных тестов, по которым мы понимали, что выходим на свой оптимальный уровень. В дальнейшем мы нуждались лишь в коррекции мышечного состояния и предсоревновательной подводке.

Сочинский этап Кубка мира не имел никакого значения перед чемпионатом мира, потому что стиль передвижения в спринтерских гонках был другой. Ведь на чемпионате мира предстояло бежать спринтерскую эстафету свободным стилем. Вылегжанина, конечно, можно было рассматривать как партнёра Крюкову на коньковый командный спринт. На этапе Кубка мира в Либереце спринтерскую эстафету «коньком» выиграла вторая российская команда (Морилов-Девятьяров), потому что первая команда (Петухов-Крюков) после падения Алексея выбыла из борьбы за победу. Это значило, что мы можем рассматривать Морилова как реального кандидата на участие в командном спринте в Валь ди Фиемме.

Трасса в Либереце была не такой тяжёлой, как в Валь ди Фиемме — ни по снегу, ни по подъёмам. Тем не менее мне и безо всяких дополнительных отборов было понятно, каких спортсменов и при каких условиях можно заявлять на соревнования. Если бы нас ожидала в Италии трасса, например, с фирновым снегом, тогда можно было бы рассматривать в эстафету Колю Морилова. Однако тренерский совет всё же решил проводить накануне чемпионата мира уже в Валь ди Фиемме контрольную тренировку между Мориловым и Петуховым. Хотя лично мне она ничего нового не открыла. Как был Петухов функциональнее Морилова, так он это преимущество и продемонстрировал. Скорее, этот контрольный старт был необходим для того, чтобы убедить всех остальных тренеров, что Петухов именно на такой трассе и на таком снеге выглядит предпочтительнее Морилова. Я вообще считаю, что в тот момент Алексей был одним из немногих спортсменов в мире, способных поддерживать высокую скорость в командном спринте на всех этапах.

К сожалению, я не знаком в деталях с подготовкой, которую проводил Коля. Если бы он был таким же быстрым на трудных трассах, как на лёгких равнинных — это был бы совсем другой расклад. Я предполагаю, что Морилов потому и быстрый, что у него преобладают быстрые мышечные волокна, которые быстро закисляются. Это обстоятельство определяет его способность очень хорошо и уверенно чувствовать себя на равнине и значительно хуже — на тяжёлых трассах.

Конечно, Алексея Петухова немного напрягало, что ему снова и снова приходится кому-то что-то доказывать. Но я постарался ему всё объяснить, и он согласился. Проблема была в другом. К сожалению, на прошлом чемпионате мира у него произошёл сбой. Прежде всего из-за того, что Лёша не смог оградить себя от влияния извне. Результат Петухова в гонках очень сильно зависит от его психологического состояния. В тот год мы постарались сделать так, чтобы ничто ему не мешало, чтобы не было никаких лишних контактов. Сработало. Хотя это не всегда получается.

Ему всё ещё нужно продолжать учиться концентрироваться, не обращать внимания на происходящее вокруг. Крюков именно такой — сконцентрированный. Панжинский тоже умеет это делать. Второй раз мы уже провели эксперимент, и он сработал: на Олимпиаде в Ванкувере в комнату с предельно мобилизованным Крюковым поселили Панжинского. Саша перенял у Никиты высокую степень концентрации. В результате — занял место на пьедестале. На чемпионате мира в Валь ди Фиемме с Крюковым поселили Петухова. И получилось «золото»!

Теперь о тактических задачах, которые мы ставили перед ребятами в спринтерской эстафете. В прологе им нужно было максимально сэкономить силы. Поскольку Крюков бежал второй этап, то от него зависел финиш. По жребию ребята бежали во втором забеге, и мы уже знали результат предыдущих финалистов. К последнему этапу, когда скорости возрастают до максимальных, было понятно, какое место мы должны постараться занять на финише, чтобы попасть в финал. Перед гонщиками была поставлена задача: действовать по ситуации, с учётом времени предыдущего забега, чтобы гарантировать себе проход в финал с минимальными затратами. Я находился в прологе ближе к финишу и контролировал время прохождения ребят по дистанции.

Но в первом повторе Петухов, честно признаюсь, произвёл фурор! У нас был один из возможных тактических вариантов с первого повтора начать свой этап быстро. Но он начал сверхбыстро! У предыдущего забега на километре он выигрывал 8–9 секунд. Понятно, что в тот момент от него ещё никто не отставал. Но соперники сильно закислились. Получилось, что потом некоторые буквально рухнули. К моему удивлению, среди них оказался норвежец Гульберг. То ли он переволновался и слишком «дёрнулся», а потом начал суетиться. То ли в этот конкретный день оказался не готов. Но ведь именно этот лыжник накануне в классике показал свой максимальный результат — личный рекорд в карьере — он попал в финал на чемпионате мира! А через два дня оказался не готовым даже выйти из полуфинала в эстафете, не то что показать свой максимум!

Естественно, невыход норвежцев в финал повлиял на тактические решения шведов — если бы был Нортуг, они наверняка вели бы себя на этапах более активно, стараясь оторваться. В этой ситуации они в основном ориентировались на нас, и, видимо, решили победить за счёт быстрого финиша Йонссона. У Алексея в финале была задача как можно больше напрягать соперников, чтобы появились какие-нибудь разрывы, чтобы дать возможность Крюкову сохранить силы. Хотя в итоге это не особенно получилось. Слегка порошил снежок, и те усилия, которые Петухов прилагал, чтобы на метр-полтора оторваться на подъёмах, потом нивелировались на спусках. Соперники ехали за ним уже по накатанной лыжне и на Лёшу наезжали, а порой даже и объезжали…

Я всё это хорошо видел, потому что к финалу поднялся наверх, на выход из первого подъёма, и имел возможность там переходить на выход из второго. Но свою задачу всё время «напрягать» других участников забега и передавать эстафету Крюкову первым (а если не первым, то вторым-третьим без разрывов от лидеров) он выполнял. Если посмотреть по времени, то первые два повтора были пройдены на средней скорости. Это позволило Крюкову сохранить силы на то, чтобы реализовать на финише свои взрывные качества. Петухов закончил свой заключительный забег первым. За ним с небольшим отрывом пришли Чеботько и Хеллнер. Первый подъём Крюков зашёл третьим за Полтораниным и Йонссоном. На втором подъёме, когда между Никитой и Эмилем Йонссоном образовалась совсем небольшая «дырка», в неё попытался вклиниться Алекс Харви. Оказалось очень удачно, что я находился в тот момент наверху, и успел вовремя крикнуть Никите: «Справа! Прикрой!!!» Уж не знаю, услышал он меня или просто почувствовал на телепатическом уровне, но Никита чуть сместился вправо и не дал канадцу совершить этот манёвр. Уже на спуске буквально двумя отталкиваниями одновременным ходом Никита оторвался от Харви и стал накатываться на Йонссона. На финишной прямой Крюков сместился влево и своим мощным одновременным одношажным ходом обошёл Йонссона. Это была долгожданная победа в командном спринте.

По окончании того успешного сезона мы с Андреем Крючковым провели большую аналитическую работу и детально спланировали подготовку каждого спортсмена к Олимпийским играм в Сочи. ■

Читать далее:

Глава 15. Сочи

К оглавлению книги