Опубликовано: Журнал №32
— Ну, расскажите, Оля, как у вас сезон складывается? Мы с вами последний раз встречались в Дёмино примерно месяц назад — вы там были такая замученная, помните?
— Помню, как не помнить.
— Мне так было непривычно видеть вас в таком состоянии, потому что перед этим мы с вами виделись два года назад, когда вы всё в том же Дёмино «звенели» перед Валь ди Фиемме, помните? И два года назад после Дёмино вы стали чемпионкой мира. А перед этим чемпионатом мира у вас были другие ощущения, настроение?
— Да, совершенно другие.
— Вы по-другому как-то готовились в этом году?
— Конечно. Андрей Александрович каждый год нам меняет подготовку, и в этом году мы все на объёмах сидели. Поэтому и не было результатов в Дёмино, у нас не было скоростной работы за плечами, то есть это была совершенно другая ситуация.
— Он убедил вас, что надо готовиться именно так? Как он это всё мотивировал?
— Ну, как мотивировал? Во-первых, говорит, в тренировочных планах нельзя каждый год повторяться. Это и вам надоедает, и не будет прироста в результатах. Во-вторых, он считает, что именно такая работа нам нужна для следующего, олимпийского сезона. Мы проделали в этом году очень большую работу, у нас где-то по тысяче километров получалось в месяц. На тренерском совете в Острове Грушин зачитывал, кто сколько сделал километров по месяцам. И оказалось, что мы от ребят вообще ничем не отличались, у нас объём даже больше был.
— Сколько?
— Каждый месяц по 1000 с лишним получалось.
— Это в летние, осенние месяцы?
— И в летние, и в осенние, и даже на вкатывании в Вуокатти, хотя там не было особых условий, снег почти весь растаял, но всё равно как-то умудрились мы объём сделать. С тем годом, когда мы готовились к чемпионату мира, просто не сравнить, у нас намного больше был объём в этом году. То есть мы пошли на это сознательно. Но, в принципе, он говорил, что мы должны выйти к чемпионату мира, должны в форму войти, я, говорит, вас специально придерживаю. Но что-то не получилось. Мне кажется, что ключевая ошибка была сделана в Цахкадзоре.
— Подождите, вы в Цахкадзоре так хорошо выступили, в первой гонке победительнице всего секунду уступили…
— Да, хорошо выступила.
— А если бы выиграли, вторую гонку уже не побежали бы?
— Я думаю, что нет. Бояринов мне сказал: если бы ты выиграла, я бы тебя тут же домой отправил. Да, если бы там выиграть первую гонку (очень мечтательно)…
— А так вы всё ещё не попадали на чемпионат мира, и вам пришлось остаться на вторую гонку?
— Да, пришлось оставаться. Но там ведь не только разыгрывалось место в команде, там ещё и разыгрывалось, кто на какой дистанции выйдет на старт, это тоже играло свою роль.
— И что, вы там сильно выложились?
— Выложилась прилично. Я думаю, мне там спринт не надо было бежать, есть у меня такое подозрение (улыбается загадочной улыбкой леонардовской Моны Лизы)… Я как бы делилась с Андреем Александровичем своими сомнениями, говорила ему об этом, а он мне: «Нам надо для скорости». У нас было мало до этого стартов, он говорил, что нам старты нужны. А когда последнюю гонку пришло время бежать, я вообще не хотела выходить на старт, у меня такое состояние было…
— Спринт там в середине программы был?
— Да. Когда я там выходила на старт третьей гонки, у меня голова кружилась, состояние было какое-то болезненное. Думаю, что ж такое, не пойму? Вышла на старт и решила — как пойду, так и пойду. Шла потихоньку, видимо, когда такое состояние, на грани, то уже не ощущаешь, не чувствуешь скорости. И, как ни странно, нормально пробежала.
— И какой вы там были?
— Первой! Я ещё 15 секунд выиграла у второй. Не знаю, почему так получилось, вроде ведь чувствовала себя нехорошо. Не знаю…
— И что после этого?
— После этого мы с Леной сразу же уехали, билеты поменяли и уехали. И состояние было — какое-то нехорошее… Лежу на кровати влёжку. Надо сумку собирать, а я никакая. Так вот полежу, встану — сумку пособираю, снова полежу. И так целый день. И самое интересное — после гонки у меня температура 37,2 выскочила, я улетала уже с температурой. И думаю: «Ну, всё, привет, наверное, заболела или что-то случилось со мной». Ещё давление низкое было, 100 на 80.
— И вот вы приехали в Оберстдорф. Как здесь себя почувствовали?
— Судя по этапу Кубка мира в Райт-им-Винкле, который мы с Женькой Медведевой выиграли за четыре дня до чемпионата, всё было нормально. Ну, а потом, не знаю… Видимо, 6-е место в первой гонке сыграло какую-то свою отрицательную психологическую роль.
— Вы были недовольны собой?
— Конечно. 30 секунд проигрыша на десятке — это много. Это был не мой результат, особенно имея в виду, как я за четыре дня до этого пробежала на этапе. А через два дня на дуатлоне меня что-то уже совсем вырубило. Причём классическую часть нормально пробежала. А вот на коньковой — «поплыла»… Я не знаю — может, я не восстановилась после десятки, может, какая-то другая причина, может, действительно, Цахкадзор, эти отборы сыграли свою роль. Но мы с Бояриновым разговаривали, вроде бы всё делали по науке, на двенадцатый — тринадцатый день после гор я вообще должна была летать. А ничего такого не было. Не знаю, мне кажется, всё-таки в Цахкадзоре всё дело. Видимо, в этом ошибка. Посмотрим, что на остальных этапах Кубка мира будет, — потом, после сезона можно будет выводы какие-то делать.
— А почему вас в эстафету не поставили?
— Не знаю, у нас там свои игры.
— Какие такие игры?
— Вяльбе сказала: «Она «встала» на гонке, зачем мы будем ставить её в эстафету?» Хотя я у Медведевой выиграла коньковую гонку в очной ставке. И в дуатлоне, в принципе, первую часть классикой я тоже пробежала нормально, это потом уже я в коньке «поплыла». Но не поставили.
— А что, сейчас всё Вяльбе решает?
— Да, она все решает.
— А Логинов?
— Можно сказать, что нет.
— Любопытно.
— А потом же меня ещё и на спринт запихали. Мы вообще не планировали участие в спринте, причем Вяльбе спрашивала у Бояринова: «Ольга побежит спринт?» Он: «Нет, не побежит, мы не планируем». Она: «Хорошо». Вдруг вечером после ужина на собрании я узнаю, что всё-таки бегу. У меня ни лыжи не откатаны, ничего! Ну, как вот так? Мы к Логинову, Логинов: «Ну, я не знал о такой ситуации, извините, я разберусь…» Короче, весь сезон душили и тут продолжали душить.
— А что значит душили?
— Ну… У нас же в Тауплицальме тоже проблемы были. Иногда на этапы выставляли далеко не по спортивному принципу. То есть Лопухов своих девчонок запихивал бежать, а мы оставались в декабре без стартов. Ту же Артемову пихал…
— Естественно, он ратовал за своих девочек.
— И что — где она сейчас, эта Артёмова?
— Хорошо, а сегодняшняя гонка, «тридцатка»?
— Сегодняшняя? Да нормально всё, сама виновата.
— В чём?
— Упустила лидеров на четвёртом круге. На четвёртом или на пятом? Нет, на пятом.
— Да у вас там как-то… Вы там рвались на группы, собирались, снова разрывались, и снова собирались.
— Да, Наташка там подергала всех — будь здоров. А я тоже… Ехала бы себе спокойно, и ехала, так нет... Я просто человек эмоциональный.
— Что вы за ней помчались-то на втором круге?
— На втором?
— Да, там за ней Куркина пошла, и вы.
— Может, на третьем?
— Мне показалось, что на втором.
— Да я же вот и говорю — не надо было.
— Посмотрите, Бьорген на протяжении всей дистанции сидела на плечах...
— Нет, она тоже выходила. Вы, может быть, не видели, но она выходила вперед, дёргалась тоже. Там многие пытались дёргаться, но бесполезно было. Да, будет урок на будущее. Просто в таких гонках с масс-старта надо действительно отсиживаться, а потом уже…
— Но вы сегодня вроде бы особо и не выходили вперед?
— Так получалось, что я иногда и вперёд даже выходила. Но я пыталась спокойно идти при этом. Но всё равно, видимо, это сказалось в итоге.
— И как настроение теперь?
— Да ладно… Слава богу, всё закончилось.
— Сейчас, Оля, эти объёмы дома «переварите», да на следующий год как дадите?
— Да, дадим… (улыбается). Будем смотреть, делать выводы.
— Но вы будете дальше работать с Бояриновым?
— Я ни к кому другому не пойду работать, только с Бояриновым буду.
— Почему?
— Я не хочу работать с Лопуховым, он очень плохо общается с девочками, постоянно кричит на них. Ну что я, девочка маленькая, что ли, чтобы на меня орали? Зачем мне это надо?
— Алена Сидько из-за этого от него ушла?
— Конечно. С ним очень тяжело работать. Мы с Бояриновым можем спокойно поговорить, всё обсудить, у них же… И вроде бы у них дружная команда, а на самом деле девчонки жаловались — всё время живут в какой-то напряжённости. Но, может быть, так и надо, результат ведь есть?
— А вы считаете, что есть результаты?
— Нет, кстати, я считаю, что нет результатов. На самом деле у нас Юля и Вася отличились, а так, чтобы команда… Нет, не сказала бы. Всё равно какой-то провал произошёл. Мне кажется, если бы не Цахкадзор, если бы не отборы эти, мы бы лучше выступили. Просто выхлестнулись мы там, вот и всё. Возьмите ту же Чепалову — Юля в Цахкадзор приехала за пару дней до стартов, прошла их, не упираясь, и уехала. А мы-то отбирались. У меня ещё и очков, как назло, не было, поэтому пришлось там «костьми ложиться».
— А есть какой-то иной вариант подготовки, не связанный с отборами в Цахкадзоре?
— Да конечно — раньше отобраться на равнине, как перед тем чемпионатом мира сделали, и ехать дальше в горы, спокойно готовиться. И потом, подумайте — стартовать на высоте в 2.000 метров, ну куда это? И ведь не только у меня одной такое состояние там было, многие жаловались, что и голова болит, и давление. Давит всё это, тяжело. Я не думаю, что здесь ошибка тренеров — это ошибка руководства, загнавшего нас туда.
— Я слышал, что Бояринова теперь из команды уберут?
— Слухи ходят, в принципе.
— Из-за того, что Вяльбе создаёт единую команду?
— Да, и будет один тренер.
— И ваши действия в этой ситуации?
— Я с Бояриновым вместе и уйду.
— Подождите, а почему не остаться со сборной командой?
— Потому что я людей не продаю. Человек вкладывает в меня на протяжении трёх лет свои силы, видит меня, надеется... Я коней на переправе не меняю.
— Оля, но вы же должны понимать, на что вы себя обрекаете. Вот он, пример Грушина, перед глазами. И его учеников, собственно говоря, тоже. Вас ждет нелегкая судьба.
— Я просто верю в него, вот и все. Вместе чего-то добились, вместе и дальше пойдём.
Оберстдорф, 26 февраля 2005 г.
Юлия ЧЕПАЛОВА:
У МЕНЯ ТАКОЙ ПРИНЦИП: БЕЖАТЬ И НЕ ОГЛЯДЫВАТЬСЯ
— Юля, это был самый успешный чемпионат из всех, в которых вы принимали участие. Вы довольны?
— Конечно, довольна. Думаю, что если бы меня в Рамзау в 99-м году на чемпионате мира выставили, то у меня и там была бы медаль.
— А почему вы вдруг про Рамзау вспомнили?
— Потому что меня там просто уволили. Очень обидно было… Сейчас, по прошествии нескольких лет, всё вспоминается…
— Давайте вернёмся в Оберстдорф, вспомним гонку на десять километров свободным стилем. Как получилось, что вы с Нойманновой в первой гонке разошлись в секунду?
— Я бежала впереди, а она сзади — вот и все... Сзади намного легче идти, ведь ты обладаешь всей необходимой информацией.
— Что вам на трассе говорили в этот момент?
— Что проигрываю шесть секунд. Я уже была уверена в этот момент, что буду вторая. Но на всякий случай решила попробовать ускориться — думаю, а вдруг она не так сильно пройдёт финишную часть? Но не получилось. Я и на этапе Кубка мира в Райт-им-Винкле девчонкам ближе к концу гонки около 8 секунд проигрывала, и тоже решила попробовать отыграть на финише, но в итоге успела сократить только до 1,8 секунды.
— То есть у вас хорошо получается финишное ускорение по сравнению с другими?
— По крайней мере, я попробовала.
—А тут не вышло до конца дожать?
— Да и в Райт-им-Винкле тоже не вышло…
— А вторая гонка, чемпионская?..
— Вторую гонку я уже на злости, наверное, бежала. Естественно, очень на неё настраивалась.
— Юля, поделитесь своими ощущениями: почему вы так легко с Бьорген в дуатлоне расправились, а через день, в эстафете, всё получилось с точностью до наоборот?
— Сломалась я, видимо, психологически. Так же как, впрочем, и она в первой гонке. Я в дуатлоне сзади бежала — это легче намного. А на эстафете пришлось идти впереди и ей трассу торить. Тогда снегопад был, и получилось, что я ей лыжню укатывала.
— Вы не пытались пропустить ее вперед?
— Пыталась.
— И что?
— Бесполезно.
— Ну что, вы прямо останавливались?
— Нет, останавливаться было опасно, потому что сзади шли остальные конкуренты. К тому же на втором круге меня практически никто не вёл по трассе, а тогда, оказывается, мы с Марит уже намного от остальных девчонок оторвались. Если бы я знала, то, может быть, вообще остановилась бы и подождала, пока она выйдет вперёд.
— А оглянуться нельзя было?
— Я никогда не оглядываюсь назад. У меня с детских лет принцип такой: бежать и не оглядываться.
— Ну, хорошо, Бьорген выстреливает у вас из-за спины, и что? Для вас это было неожиданностью?
— Да нет, я готова была к этому, но я-то уже устала, и она об этом знала. Поэтому она и ушла от меня так легко. Так же, как и я на дуатлоне знала, что ей тяжело, что она уже устала, и спокойно её обогнала.
— А как вы решились бежать спринтерскую эстафету? Со спринтом вроде бы понятно, почему вы не побежали, это не ваше, это классика…
— Я посчитала, что на эстафете есть возможность зацепиться за медали.
— Но ведь вы поначалу не планировали бежать спринтерскую эстафету?
— Нет, не планировала. Но была вероятность, что мы хотя бы в тройку можем попасть. Просто я посмотрела, шведки — они вроде бы только классикой бегут… В общем, посчитала, что шанс у нас есть.
— А почему на первом этапе? Сильнейший в таких эстафетах обычно всегда бежит последний этап?
— Я ведь уже бегала первые этапы. В Сестриере мы с Алёнкой вместе в команде бежали: я — на первом, а она — на последнем этапе. И в данном случае последний этап был бы тяжелее, потому что там бороться нужно на финишной прямой, отдавать все силы, а мне еще тридцатку надо было бежать…
— У нас среди журналистов посчитали, что вы просто решили в очную борьбу после эстафеты с Бьорген не вступать...
— Да, и это тоже. Если бы мы бежали с Бьорген на одном этапе, то мы бы обе ухряпались там до полусмерти. А ведь обеим ещё тридцатку надо было бежать. Потому что, если посмотреть протоколы, мы с ней по времени бежали свои этапы секунда в секунду. Мы бы друг друга в этой эстафете затаскали до полусмерти.
— Но при этом, глядишь, у России была бы не бронза, а серебро?
— Всё, что ни делается — к лучшему. У нас вообще в спринтерских эстафетах до сих пор никакой медали не было.
— А на тридцатку классикой решились выйти почему?
— Я изначально хотела бежать эту дистанцию.
— Классикой?!
— Да.
— Рассчитывали на что-то?
— Нет, я ни на что не рассчитывала — просто так, для себя. Последний раз я бежала тридцатку классикой в 2002 году, в Солт-Лейк-Сити, и вот теперь в Оберстдорфе решила тоже попробовать. Ой, как же мне вчера плохо было!
— Видели мы вчера ваши страдания на финише. А что случилось?
— Не рассчитали… Я тренерам не сказала, что потеряла здесь уже 4 килограмма, и они колодку мне намазали как обычно. Когда пробовала лыжи, толкалась резко, всё было вроде бы нормально, а бежали мы не резко, обыкновенно, дистанция-то длинная…
— Бежать пришлось на отдаче?
— Да. Я ещё только стартовала, а девчонки мне говорят: "О-о-о, Юль, да тебе домой пора!" (смеется). Говорю — ничего, зато катят лыжи хорошо, добредём.
— Как поживает ваша "Chepalova team"? Что это вообще такое?
— Это команда. В команду входят спортсмены, сервисмены, тренеры, массажисты.
— А кто конкретно?
— Михаил Сибирцев, Любовь Черепанова, Сергей Щучкин с Рочевой. Правда, Рочеву уже забрали в клуб Рочевых, но ничего… и, соответственно, я, мой папа и Дима.
— А Любовь Черепанова — это кто?
— Массажист.
— Удается привлекать в вашу команду спонсоров?
— Пока мы не занимались этим — нам некогда. Весной приступим. С Адидас вот уже говорили насчет экипировки — экипировку они нам дали... И в дальнейшем они будут помогать.
— А в Адидас на вас не обижены после всех этих судебных исков? Они с вами продолжают работать?
— Мы в любом случае сможем договориться, найти общий язык.