Золотой шпагат России

Опубликовано: Журнал №32

ПЕРВЫЙ РОССИЙСКИЙ ЧЕМПИОН МИРА ПО СПРИНТУ РАССКАЗЫВАЕТ О ТОМ, ПОЧЕМУ ОНИ С ИВАНОМ АЛЫПОВЫМ НЕ ВЫИГРАЛИ В ОБЕРСТДОРФЕ СПРИНТЕРСКУЮ ЭСТАФЕТУ, ОБ ОТНОШЕНИЯХ ЮРИЯ БОРОДАВКО И ВАЛИСИЯ РОЧЕВА-СТАРШЕГО, О СВЕЖЕПРОЦИКЛЕННЫХ ЛЫЖАХ, О ДЕВУШКЕ МАШЕ, О СКАЗОЧНОМ ПОДАРКЕ А.ПРОКУРОРОВА И О СВОИХ ПЛАНАХ НА ОЛИМПИЙСКИЙ СЕЗОН

— Василий, ну расскажите, как вы так взяли, да и дунули тут в Оберстдорфе, и «надули» аж золотую медаль? Вроде бы всё, что происходило в сезоне, не говорило о том, чтобы к этому дело шло.

— Да от страха! У страха глаза велики!

— Нет, ну ладно, серьёзно. Вы вот, например, когда показали первый результат в квалификации, не удивились?

— Скорее нет, чем да. В квалификации я видел, как шёл народ по кругу, видел того же Хьелмесета, видел, что догоняю его по ходу. Можно было предположить, что буду где-то до 5 места, не ниже.

— А первый номер в четвертьфинале даёт какое-то преимущество?

— Конечно. Есть же определенная сетка, по которой участники распределяются после квалификации по забегам. И первый номер всегда стартует в одном забеге с шестнадцатым. И к ним добавляются ещё двое из середины — 7-й и 8-й. Получается, как бы двое середнячков и один — слабейший из числа тех, кто пробился в четвертьфиналы. Здесь шестнадцатый в квалификации проиграл первому около 5 секунд, и для такого короткого круга это довольно много. Так что, если у тебя лучший результат, больше шансов, легче проходишь в полуфинал. А если ты в квалификации показываешь какой-нибудь 12-й, 13-й, 14-й результат, то в четвертьфинале сразу выходишь на лидеров, и там тебя уже колбасит по полной программе, оттуда пробиться в полуфинал гораздо сложнее.

— В четвертьфинал вы с кем вышли?

— С Хьелмесетом…

— Ах да, вы с ним вместе из четвертьфинала вышли в полуфинал, и так красиво обнимались на финише. Похоже, он тогда ещё не знал, что его ждёт впереди, в полуфинале?..

— Похоже на то (улыбается).

— А дальше, полуфинал? Это было что-то вроде забега смерти?

— Что-то вроде того.

— А вы вообще понимали, стоя на старте, что вам предстоит в этом забеге?

— Конечно, понимал, я же видел, с кем стартовал.

— Мандраж был?

— Да не было никакого мандража. Это у них был мандраж — стоило мне одно движение сделать с фальстартом, и они уже дёргаться начали…

— А этот фальстарт вы сделали в полуфинале?

— Да. Я только в финале и не делал фальстарта. Да и то, как сказать… Я же и в финале сделал небольшой фальстарт. И нас должны были по логике вещей вернуть. Но мне потом менеджер фирмы «FISCHER» рассказал, как было дело. Он подходил к судье, который стоял с пистолетом на старте и давал старт финальному забегу. Так вот этот судья и рассказал потом, что в финале у меня тоже был фальстарт. Но для того, чтобы остановить забег, ему надо было ещё раз выстрелить. А у него что-то там заклинило в пистолете, и мы, естественно, убежали. Не знаю, правда это или нет, может, это шутка, но вот такую историю мне рассказали.

— Ёлки-палки, так вы чемпионом мира стали благодаря фальстарту (опять смеемся)?

— Получается, что так. Но если серьёзно, то там было такое ничтожно малое мгновение, абсолютно не выраженное, что его, подозреваю, со стороны было и не видно. Увидел я, судья, ну, и, может быть, соперники. Зрители ничего не увидели, не поняли.

— Но давайте вернёмся к полуфиналу — что там произошло на подъёме, там очень интересный эпизод случился между вами и норвежцами. Давайте вспоминать — вот вы вошли в поворот…

— Нет, там до поворота ещё масса событий происходила. Первый подъём мы прошли в таком порядке — я первый, за мной Хьелмесет и Хетланд. И вот на втором подъёме всё начало происходить по классической норвежской системе: я занял среднюю лыжню, а они с двух сторон начали меня обходить. Хьелмесет прошёл по маленькому радиусу и ушёл на спуск первым, я за ним, а Хетланд с большого радиуса сел за мной. И вот на спуске левый поворот, Хьелмесет проходит его, страхуясь, посередине, а я пошёл по малому, внутреннему радиусу. Естественно, я его начал догонять, а он увидел, что я его догоняю, и перед поворотом начал сдвигаться влево, чтобы закрыть мне радиус. А с другой стороны, по большому радиусу, на него начал наезжать Хетланд, и тут, естественно, началось бодание локтями.

— Вы его начали локтем толкать, или он вас?

— Он начал на меня наезжать, прижимать к штакетнику, и, естественно, чтобы он меня к штакетнику не приплющил, мне пришлось поработать локтем.

— А он, что, ответил?

— Конечно, ответил, и ещё как. Да ну а что вы так удивляетесь-то? Это же абсолютно рабочая ситуация. Кстати, в прошлом году на этапе Кубка мира в спринтерской эстафете был в точности такой же эпизод. Я бежал последний этап, и мы пошли уже на финиш. С Вальбузой мы бились за второе место, а так как он шёл чуть-чуть впереди, то точно так же начал в повороте прижимать меня, подталкивать. Я вообще тогда чудом устоял, мне, естественно, тоже пришлось поработать локтём, и через мгновение уже Вальбуза едва устоял на ногах.

— А вас среди зарубежных гонщиков не называют грубияном?

— Да что вы, я в этой компании самый тихий! То есть я работаю локтем только в самых вынужденных ситуациях. Кстати, в этом случае с Хьелмесетом в полуфинале, если бы он упал, то я не был бы виноват.

— Но вы его всё-таки тогда вытолкали и ушли на спуск вторым?

— Нет, это столкновение было фактически перед выходом на финишную прямую, прямо перед мостиком.

— А я этого эпизода не видел!

— А вы и не могли его видеть, там же мостик, там не видно было. Потом мы вместе вылетели на финишную прямую, он немного начал меня отталкивать, но я уже пошёл за Хетландом на финиш.

— Ну, хорошо, он потом из-за вашей спины выпрыгнул на боковую лыжню. То есть фактически в начале финишной прямой он проигрывал вам минимум два метра. И он так сильно растолкался, что сумел почти накрыть вас в этом финишном ускорении?

— Не только меня. Я, например, наезжал на Хетланда, а он наезжал уже на нас обоих. Так что в итоге он нас обоих чуть не обул как детей (смеётся).

— Но вы видели фотографии этого забега?

— Да. И могу сказать, что запас там у меня был нормальный. Иногда в спринте полсантиметра всё решают, а тут было существенно больше.

— А вы, когда ногу вытягивали, видели, что она у вас дальше, чем у Хьелмесета?

— Конечно, боковым зрением видишь такие вещи. Видишь, что происходит впереди, и стараешься контролировать то, что происходит сбоку.

— Вы каким-то образом тренировали этот шпагат? Уж очень красиво всё получилось!

— Да вы что? Это же моё самое любимое дело — тренировать шпагат (снова смеётся). Постоянно с Ваней Алыповым отрабатываем в тренировках…

— Не пробовали анализировать — не проще ли ещё раз успеть толкнуться? Или эффективнее вытянуть ногу, и на ней проскользить несколько мгновений?

— Нет, в этот шпагат имеет смысл садиться за два, иногда даже за три метра до финишной черты, когда скорость уже максимальная. А если ты ещё раз попробуешь толкнуться, то ты должен будешь подняться, раскрыться, замахнуться. И толчок придётся как раз на участок после финишной прямой. Но, знаете, есть ещё более быстрый способ падения на финишную черту, когда ты толкаешься руками и одновременно с этим обе ноги выбрасываешь вперёд. И получается, что толчком рук ты выбрасываешь всё своё тело вперёд, падаешь на спину, но нога при этом на финишной черте оказывается ещё быстрее.

— А вы пробовали так делать?

— Да.

— А почему здесь не использовали этот приём?

— А здесь не было такой необходимости, потому что в финале был запас в 50 сантиметров.

— Ну, финал-то вы выиграли, скажем прямо, как-то неинтересно, не подарили нам никакой интриги. Было обидно смотреть на лицо олимпийского чемпиона, чемпиона мира именно в спринте норвежца Хетланда на финише финального забега, уж очень он выглядел разочарованным, раздавленным.

— Ну, и согласитесь, зачем там прыгать было, если невооружённым глазом было видно, что и так выигрываю? А вот в полуфинале, согласен, битва была достойная. Два норвежца: Хетланд — олимпийский чемпион, чемпион мира именно в спринте. Хельмесет — вообще очень сильный спринтер, он частенько и в Норвегии, и на международных соревнованиях выигрывает спринты. То есть во всех отношениях достойная компания. И пройти в такой компании в следующий круг было почётно.

— А вы с Бородавко как-то отдельно тренируетесь? Откуда эти качества спринтера взялись? Ну, понятно, что-то досталось от природы. Но с тренером вы что-то специальное делаете?

— Летом-осенью ничего специального не делали, в подготовительный период все делают одно и то же, тренируются одинаково. А зимой, когда выезжаем на этапы Кубка мира, начинаем относиться к этому более или менее внимательно. Обычно мы это делаем втроём — я, Егошин и Алыпов. И мы втроём там нормально спринтовали, у нас были такие тренировки, мы «дёргались», разыгрывали финиш между собой. А так… Может быть, опыт накопился какой-то? И спринт я не первый год бегаю. Естественно, сам иногда на вечерних тренировках что-нибудь поделаешь, попадаешь.

— Как считаете, ваша чемпионская медаль — это следствие в большей степени тренировочного процесса или природной предрасположенности?

— Да не знаю... Просто у меня получается это. А тренировать спринтерские качества специально — сразу же все остальные гонки выпадут. Невозможно будет что-то другое бегать. Если начать наращивать мышечную массу, резкость тренировать, анаэробные качества сразу уйдут. Даже спринтерские эстафеты не сможешь бегать.

— У нас среди журналистов здесь, в Оберстдорфе, родилась такая присказка — у России есть медали в спринте, но у нас нет внятной работы со спринтерами…

— Я даже слышал, что журналисты только здесь, в Оберстдорфе, узнали, что у нас есть старший тренер по спринту…

— Да, это было откровением для многих.

— Тем не менее, у нас есть человек, который официально занимает этот пост, и при этом у нас нет спринтерской команды.

— А как можно быть старшим тренером по спринту, если нет спринтерской команды?

— Получается, что можно. Там ведь, знаете, какой любопытный эпизод случился? Мы с Ваней Алыповым тогда в Берне выиграли спринтерскую эстафету. Но там были только спринтеры, основная команда была в Тауплицальме на сборе. И после этого, когда мы встретились все в Валь ди Фиемме, нас Геннадий Михайлович Раменский всех собрал и говорит:

— Ну что, у нас, у спринтеров, уже есть золотая медаль! А у стайеров — только «серебро» и «бронза». А это, представьте себе, как раз мои были «серебро» и «бронза» с первого и второго этапов (смеётся)! То есть там я стайер, а здесь я автоматически становлюсь спринтером, и к той команде никакого отношения, получается, не имею. Не знаю, может, что-то придумают на следующий год.

— А надо придумывать?

— Придумывать надо, но не знаю, надо ли держать отдельную команду с отдельным тренером.

— А как в других странах? У тех же норвежцев?

— Да, у них есть свой тренер и ребята, которые бегают только одни спринты. Такие, как Хетланд, как Иверсен. А в Германии это Дильф Клинтон, который вообще ни одной обычной гонки в сезоне не пробежал. Даже когда чемпионат страны в Германии проходил перед Новым годом, он ни в одной нормальной гонке не принял участия, он бежал только спринт. То есть он обычные гонки вообще перестал бегать. При этом результаты в спринте у него как были на одном уровне, так и остались. За сезон из 8 спринтов, в которых он участвовал, он, по-моему, только один раз квалификацию прошёл, вышел в четвертьфинал.

— То есть не нужны, получается, отдельные команды?

— Мне кажется, что нет. Как Юрий Викторович Бородавко нам всё время говорит? Нам чистые спринтеры или стайеры не нужны, нам нужны универсалы, то есть люди, которые могут бежать и то, и это. Естественно, абсолютно всё бегать, например, и спринты, и марафоны — вряд ли реально. А сочетать участие в спринтах и в коротких гонках, вот как у меня это получается, видимо, можно.

— А как вы думаете, нуждается Юрий Викторович в услугах какого-то специалиста по спринту? С тем же Геннадием Михайловичем они в союзе работают, Раменский помогает Бородавко?

— Нет, Геннадий Михайлович к тренировочному процессу в нашей команде никакого отношения не имеет. Да и смотрите: если смотреть по сезону, то первое место на этапе Кубка мира в спринтерской эстафете у нас есть, золотая медаль в спринте на чемпионате мира — есть. То есть если смотреть по результатам, то можно смело и серьезно сказать, что Юрий Викторович — сам хороший тренер по спринту. То есть у него есть опыт, он на самом деле подготовил победителей. А с другой стороны, как он к тренировочному процессу подходил в этом году? Мы с ним постоянно советовались, ведь у него нет опыта подготовки именно спринтеров. Но это естественно, потому что он плотно спринтом не занимался никогда, опыта мало, и он советовался со мной, с другими ребятами, мы с ним обсуждали эти вопросы, и к какому-то общему мнению приходили. А иногда бывало даже так, что я спрашивал: Юрий Викторович, до спринта осталось несколько дней, что будем делать, как тренироваться? Он говорит: "Честно говоря, не знаю". Но он говорил это откровенно, не так что — гуляйте, ребята, не до вас. Просто видно было, что человек сомневается, думает, ищет. И мы искали, приходили к общему мнению, и с ребятами советовались, искали. Ребята ведь, хоть ещё и молодые, но всё равно, уже немало и погонялись, и потолкались, и попадали. И вот так вот подготовились в итоге на золотую медаль.

— В общем, Юрий Викторович подготовил чемпиона мира по спринту?

— Получается, что так. И бронзовых призёров чемпионата мира в эстафете, между прочим, тоже.

— Раньше довольно часто говорили, что Василия Рочева тренирует его отец — Василий Рочев-старший.

— Он и сейчас меня тренирует.

— Он имеет какое-то отношение к тренировочному процессу, они консультируются с Бородавко?

— С Юрием Викторовичем они общаются, и мой отец даёт ему какие-то полезные советы. Может быть, и Юрий Викторович отцу даёт какие-то советы, не знаю. Но они приходят к общему мнению, склоняются к чему-то, что-то исключают. С отцом я тоже часто разговариваю, консультируюсь у него. И иногда он что-то запрещает мне делать. Даже иногда я выполняю его советы за спиной у Бородавко, чтобы, естественно, он не знал.

— Ну, например?

— Иногда вечером у нас равномерная тренировка, а я выхожу, подёргаюсь отрезков 6 — 8, где-нибудь в лесу, на роликах, или где-нибудь еще.

— А Юрий Викторович при этом ничего не знает?

— Юрий Викторович не знает. Он, естественно очень был недоволен, когда эту поляну просек, говорит: "Давай заниматься чем-нибудь одним: или делай то, что ты хочешь, или давай тренироваться под моим руководством". Было такое, случались такие мини-конфликты у нас. Но, естественно, Юрий Викторович со своим напором держит всех нас в ежовых рукавицах. Сколько раз я приходил к нему с расспросами: "А зачем, Юрий Викторович, нам вот такая тренировка, а вот такая, а вот такая? Я, например, считаю, что вот такую тренировку сегодня делать нам не надо", - ну и так далее. В итоге все эти наши разговоры заканчиваются, естественно, под давлением его авторитета. Заканчиваются тем, что делать тренировки надо именно такие, результат достигается только так… Но всё это правильно, я согласен, что тренер должен быть один. То есть, если ты тренируешься у него, то, пожалуйста, выполняй все его задания. Но отец, естественно, для меня имеет тоже очень большой вес… Поэтому я прислушиваюсь, советуюсь, и… я стараюсь (хитро улыбается)!

— Этой победой вы обогнали отца по высшим своим достижениям?

— Нет. Он был двенадцатикратный чемпион СССР, чемпион мира и чемпион Олимпийских игр.

— Простите, он чемпион мира в эстафете?

— Да.

— А вы чемпион мира в индивидуальной гонке. Получается, обогнали отца?

— Ну, значит, получается, что обогнал. Но он ещё олимпийский чемпион в эстафете и серебряный призер Олимпиады в индивидуальной гонке. И не забывайте — ещё до кучи и двенадцатикратный чемпион СССР. А у меня пока таких медалей — только семь.

— Но вы еще молодой.

— Ну, в общем, да, время ещё есть.

— А что произошло с вами и с Ваней Алыповым в спринтерской эстафете?

— Ничего, все в порядке. Мы спим с ним вместе, на одной кровати, живем в 105 номере.

—Ну-ну-ну, хорош ёрничать, давайте говорите, что произошло с ножками («Л.С.»: мы повстречались с Василием на стадионе сразу после квалификационного забега, и он уже тогда посетовал, что ноги какие-то не такие, свежести нет и в помине).

— Ну, мне не хочется, конечно, о Ване что-то плохое говорить, потому что человек старался, мы с ним готовились именно к этому старту. Но мне позвонил отец и сказал, что он смотрел отсечки по кругам, и Ваня мне на каждом отрезке по 7 секунд проигрывал. То есть я-то чувствовал себя не очень. Если бы, скажем, в этот день я оказался на финишной прямой с тремя-четырьмя спортсменами, и бился, предположим, за место в тройке призёров, то я был бы среди них четвертым, такое у меня было в этот день состояние. А Ваня, получается, чувствовал себя ещё хуже.

— Вы так плохо себя чувствовали в этот день?

— Да может, чувствовал я себя и неплохо, но, по-видимому, усталость накопилась, особенно это чувствовалось на бёдрах. Спина была очень забитая. Типичное недовосстановление… Но в итоге Ваня бежал ещё хуже меня.

— А почему, как он это объяснил?

— Я считаю, что Ване простительно, это первый чемпионат мира у него. Я вот с ребятами разговаривал, тот же Женя Дементьев говорил, что давление первого чемпионата мира сказывается очень сильно. Но любому спортсмену приходится через это когда-то проходить. Это уже не этап Кубка мира, ты выходишь на старт очень значительных соревнований, и ты должен быть психологически готов к этому. Ребята оказались здесь впервые и переживают сильнейший стресс, чувствуют волнение такое, какого на этапах Кубка мира не было и в помине. Мне кажется, что Ваню это всё и постигло.

— Перегорел?

— Не только перегорел. Может быть, ему нужны были старты до этого. Может быть, он действительно загрузился и не восстановился, может быть, всё-таки от волнения — мандраж сыграл свою роль. Но мы оба были в этой эстафете «тёплые», и когда мы бежали еще только пролог, я про себя подумал, что сегодня нам никаких медалей не видать.

— Много вам приходится возить с собой лыж?

— У меня в этом смысле ситуация — одна из лучших, у меня сейчас сложился такой хороший боекомплект и классических и коньковых лыж, и все, в общем, рабочие. Не то, что раньше — возишь с собой 6 пар коньковых лыж, 7 пар классических. При этом из них одна пара коньковых и одна пара классических из числа тех, что едут везде, а остальные — просто багаж. Сейчас всё не так, сейчас у меня набор штайншлифов, разных лыж, разной жёсткости, на разную погоду, просто не угадаешь, какие лыжи поедут. Я не стал возить лыж меньше, но теперь я вожу с собой хорошие лыжи, а не мусор. Запас хороших лыж собрался очень приличный.

— А как у вас появился такой хороший запас лыж?

— Эти лыжи накапливались годами, отбирались, тестировались, пробовались в тех или иных условиях год за годом. Ненужные отцеплялись, менялись на новые, новые опять тестировались. Делали структуры по несколько раз. То есть год за годом лыжи отбирались, и у меня определился такой вот боекомплект, у меня есть сейчас 5 пар классических лыж, которые можно в любых условиях в любом месте реально брать, ехать, тестировать и одна из них будет действительно лучшей, будет даже получше, чем у… например, Хьелмесета.

— А есть у вас в этой коллекции лыжи очень старые, например, двух-трёхлетней давности?

—Да, у меня, кстати, есть одна очень интересная пара, о которой стоило бы написать. Напишите, что я выиграл медаль чемпионата мира на лыжах, на которых Алексей Алексеевич Прокуроров, тот самый Прокуроров, который принес России последнюю золотую медаль с чемпионата мира аж в 1997 году, бежал 2 гонки на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити. То есть это были его лыжи, и они перешли ко мне как бы по наследству. Отличные классические лыжи, превосходные. Естественно, я немного поработал с ними… Но лыжи — необыкновенно удачные. Вы же понимаете, когда у «FISCHER» идёт конвейер, они штампуют лыжи одну за одной, казалось бы — все условия абсолютно одинаковые. Но вот эта пара — не поедет никогда, хотя она с того же конвейера. А вот эта пара — идеальна, то есть она может ехать везде, по работе отличная. Но следом за ней с того же конвейера сойдёт пара — опять никакая, что ты с ней ни делай, она никогда не поедет. Такой нюанс не только у «FISCHER» — это присуще абсолютно всем производителям, свою пару лыж надо искать, ждать её… В год, может, попадётся одна-две пары таких вот отличных лыж, которые подходят хоть куда, хоть для чего. И вот эти старые лыжи из-под Прокуророва — они необыкновенно удачны, я на них и гоняюсь. И еще три пары таких же старых лыж трёхгодовалого выпуска. Даже, наверное, четырёхлетние они теперь уже? Да, им четыре сезона — Прокуроров бежал на них в Солт-Лейк-Сити в 2002 году, а сейчас — 2005-й. Для лыж это большой срок. Есть у меня ещё три пары таких вот «трёхлеток» — лыжи надёжные, зарекомендовавшие себя. На этих лыжах я как раз в Елливаре в мороз бежал, и в Куусамо в переметёнку бежал. Но при этом, естественно, есть и новые хорошие лыжи. То есть набор есть, и я в этом смысле доволен. С лыжами надо работать, лыжи надо беречь и их надо любить. Не то что — пробежал, бросил лыжи в чехол, переехал, парафин снял, откатал, опять бросил в чехол.

— А вы на хороших лыжах тренируетесь, или тренируетесь на тех, что похуже, а боевые бережёте только для соревнований?

— Конечно, есть и боевые лыжи, и одна или две пары лыж в чехле — чисто тренировочные, которые даже и на откатку никогда не готовятся. Чтобы на них можно было тренироваться без оглядки, чтобы можно было поцарапать и не сильно переживать из-за этого. А боевые лыжи лучше вообще из чехла лишний раз не вытаскивать. Естественно, надо их иногда чистить, надо иногда подрезать канты, надо иногда переделывать структуру… Структуру, кстати, на боевых лыжах по нормальному надо минимум два раза в сезон обновлять. Но если на боевых лыжах дважды в сезон менять структуру, то толщины пластика реально хватит только на полтора — два сезона, после этого уже ничего не останется. Поэтому хорошие лыжи приходится беречь.

— А вот было бы очень интересно узнать ваше мнение по поводу одной очень бурной дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «Лыжный спорт» и сайта www.skisport.ru. Речь идёт о циклёвке лыж.

— Да, читал.

— Насколько это актуально для элитных спортсменов уровня сборной команды страны? Кто-нибудь из вас бегает на свежепроцикленных лыжах, или вы все используете лыжи только с машинной обработкой скользящей поверхности?

— В России ручная циклёвка актуальна. Во-первых, это просто, не надо везти лыжи куда-то в столицы на обработку. Не надо платить деньги, а надо найти специалиста, у которого хорошая цикля и хорошие руки. В сборной мы циклим лыжи только перед тем, как отдавать их на структуру, чтобы поверхность была идеальная, чтобы структура легла идеально ровно. Но в основном мы используем лыжи с машинной шлифовкой. А почему мы не используем цикленые лыжи?.. Хотя, должен заметить, что такие моменты всё-таки бывали… Как-то в Валь ди Фиемме года три назад, за год до чемпионата мира, бежали мы этап Кубка мира. И там был сильный мороз, такой сильно смёрзшийся искусственный снег. А когда мы приехали — до кучи выпал ещё и свежий снег, и всё это смёрзлось, и вот по этому «песку» ни один штайншлиф, ни одна структура нормально не работали, и там, представьте себе, лучше всего поехали свежецикленые лыжи. Но это был всего один такой момент на моей памяти, а так в основном в Европе везде крупнозернистый искусственный снег. И по такому снегу свежепроцикленные лыжи не едут, по нему нужна какая-то структура, насечка, чтобы лыжи работали лучше. А в России, особенно в Сыктывкаре, и особенно весной, когда начинает отпускать, солнышко начинает пригревать, цикленые лыжи на нашем снегу почему-то всегда едут лучше любых других с штайншлифом. Кроме, конечно, уже какой-то откровенной воды, когда нужна реальная структура. А зимой у нас цикленые лыжи всегда либо лучше штайншлифа, либо уж, по крайней мере, не хуже.

— Василий, а если вернуться к тому эпизоду, когда вы на нашем сайте написали об обстановке в команде, ФЛГР, вас ещё тогда на президиум вызывали, пропесочивали. Сейчас к вам, уже к чемпиону мира, отношение изменилось у руководителей? Или вы так и остаётесь «скандалистом»?

— Ну, я не знаю, как говорит Елена Валерьевна Вяльбе, наш главный тренер, она нас всех любит, мы у неё все самые любимые… Но отношение в этом году начало меняться, когда я выиграл в Тёе отбор на этап Кубка мира коньковым ходом. Потом на классике занял второе место. Дальше на этапе Кубка мира я занимаю третье место на «пятнашке» классикой, потом мы переехали в Куусамо, и я там занял уже второе место на той же «пятнашке» классикой. Потом до кучи мы с Ваней выиграли в Берне эстафету… И, естественно, тут отношение у всех резко поменялось, начались любовь и дружба. Да и потом в Рыбинске я выиграл две золотые медали, там вообще всё было нормально. Во всяком случае, мне эта история никак не аукнулась. Может быть, потому, что я стал показывать какие-то достойные результаты? Может быть, кто-то осознал свою неправоту… Естественно я тоже много думал над этим и, если бы это всё повторилось, мне кажется, во второй раз я бы не стал это писать.

— Погорячились?

— Ну, не то что погорячился, я не отказываюсь от своих слов. Просто наболело, вот и возникла потребность высказаться.

— А что именно вы имели в виду, когда написали, что в команде нет сплоченности?

— Понимаете, ребята, хоть они все ещё и молодые люди, но уже вышли из мальчиков и начали зарабатывать лыжными гонками на жизнь. Финансовый вопрос — очень важный. Причём я сейчас говорю не о каких-то премиальных, а о тех деньгах, которые они зарабатывают как члены сборной команды России по лыжным гонкам. Но почему-то те же зарплаты… Вот смотрите, заполнили мы все анкеты, в следующем месяце должны получать зарплату, а господин главный тренер эти анкеты где-то в поезде потерял, и ребята 2 — 3 месяца зарплату эту не видели. Конечно, это копейки, но если никакой альтернативы нет, людям же надо хоть на что-то жить? А потом с обеспечением команды начались какие-то непонятки, стали возникать вопросы. Когда не всё хорошо, когда есть не одна проблема в команде, а целая куча, то не хватает возможности спокойно и взвешенно всё обсудить, решить. Доктор говорит, что того-то нет. Напитка, например, нет на тренировку. Естественно, появляется недоумение — почему у кого-то это всё есть, а у сборной страны нет? Почему инвентарь не дали на лето, почему мы катаемся на старом инвентаре?

— Ну, речь в данном случае идет, как я понимаю, не о сплоченности команды, а об отношении руководителей к команде…

— Об отношении руководителей — конечно. Но и об умении команды быть в таких ситуациях сплочённой и способной отстаивать свои интересы. А если этой сплочённости нет, то команда начинает расползаться в разные стороны. И кто нас будет слушать, кто с нами будет считаться в этой ситуации?

— Ладно, Василий, давайте оставим эту скорбную тему, уж больно день сегодня хороший.

— Давайте.

— Вы мне вот скажите — чемпион мира женат?

— Нет, конечно.

— Завидный жених для многих девушек России?

— Да, ладно, кому лыжники нужны?

— Ну, как же, такой высокий, красивый молодой человек. Девушка есть?

— Нет.

— Ну, как нет, Вась, а почему? А точно нет?

— Да точно, реально. Встречался с девушкой шесть лет, и вот этой осенью мы расстались.

— Она теперь горько жалеет?

— Не знаю.

— Как её зовут?

— Маша.

— Еще встретитесь?

— Ну, от судьбы, говорят, не уйдешь.

— Почему расстались-то?

— Да, видимо, я повзрослел, она повзрослела, характерами начали не сходиться. Потом эти сплошные сборы, переезды, особенно зимой — приезжаешь всего на пару дней за пару месяцев. Летом максимум на недельку в месяц заедешь. Я понимаю, что ей приходится всё время сидеть дома, ждать. А потом стал замечать: интересы начали расходиться. То есть обычная жизненная ситуация. Бывает…

— А что у вас за клуб такой — Рочевых? Что это такое?

— А я и не знаю (смеётся).

— Как это не знаю? Какая-то повязка у вас была интересная на голове с каким-то логотипом здесь на чемпионате мира?

— Всё это под грифом «секретно» (и опять смеется). Ладно, шутки в сторону. Клуб Рочевых существует, и мой отец является президентом этого клуба. Есть у нас партнеры, есть люди, которые нам помогают, которые делают много клубных дел. И вот один из таких людей — директор магазина «Панорама Спорт Сыктывкар», нашивка которого как раз и была у меня на голове во время спринта… Но перед чемпионатом катастрофически не было времени, и хорошо, что он успел перед чемпионатом мне три нашивки привезти, да и то — я только на повязку и успел её нашить. У нас ведь сейчас в мужской команде спонсора постоянного нет, и любой член мужской сборной имеет право, естественно, в определенных рамках, в определенных пределах, нести свою рекламу. А клуб у нас уже работает. Отец ищет деньги, деньги на счету клуба уже появляются, и на следующий год я заказал на «FISCHER» для спортсменов-членов нашего клуба по 5 пар лыж каждому. Весной я буду заказывать экипировку на следующий год. Мы разработали свой логотип, он уже вышивается. То есть, может быть, часть экипировки для клуба успеем заказать и получить к чемпионату России в Сыктывкаре.

— А каковы задачи клуба?

— Первая задача — развивать лыжный спорт в республике. Помогать детским школам. Правда, пока у нас в клубе детей нет. У нас все профессионалы, 8 спортсменов, вся наша семья, Андрей Нутрихин тоже в нашем клубе, ещё один молодой парень-юниор.

— Я расскажу вам маленькую историю. Как только вы пересекли линию финиша, буквально через 2-3 минуты у меня блямкнул телефон. Пришла SMS-ка, мой приятель Петя Кузнецов написал — «Вася — монстр, мы все удивлены, потрясены, обязательно найди его и передай наши поздравления». В общем, я хочу сказать, что все мы были, конечно, потрясены вашей победой. Спасибо вам за то, что мы имели возможность гордиться Россией, вами.

— А вообще-то — привыкайте, пора бы уж! (смеется). На следующий год — Олимпиада, потом снова чемпионат мира.

— А какие планы у чемпиона мира на олимпийский сезон?

— О планах на Олимпиаду расскажу в олимпийский сезон. Но, на самом деле… золотая медаль — есть золотая медаль. Классно. Жаль, если на Олимпиаде или следующем чемпионате мира будет не «золото», а, скажем, «серебро», это будет уже расцениваться всеми как шаг назад. Но мы сами выбрали этот путь, это дело. Вообще, мне кажется, потенциал у команды огромный, и я уверен, что и на следующий год всё будет нормально. И на следующий год, и через год.

— В эстафете вы очень уж хорошо выглядели…

— Было дело… Минута отрыва после второго этапа… Я такого не помню. Будем надеяться, что в Турине всё повторится, только с лучшим для нас исходом.

Беседовал Иван ИСАЕВ,

Оберстдорф, февраль 2005 г.

Николай ПАНКРАТОВ:

С ЮРИЕМ ВИКТОРОВИЧЕМ БОРОДАВКО КО МНЕ ПРИШЛИ ПЕРВЫЕ СЕРЬЁЗНЫЕ УСПЕХИ

— Пожалуйста, расскажите в двух словах о себе: откуда вы родом, кто ваш первый тренер, какие до сих пор у вас были высшие достижения в спорте?

— Панкратов Николай, Свердловская область, город Верхняя Пышма, это рядом с Екатеринбургом, спортклуб "Урал-Электромедь", Российская Армия. Первым тренером по-настоящему, конечно же, был отец, а официальным — Бектагиров Николай Ревкатович и Рыжков Георгий Анатольевич, которому Николай Ревкатович потом меня передал, и который буквально позавчера сюда приехал. Первым международным стартом были Европейские Юношеские Олимпийские игры 1999 года в Штребске Плесо. Там я был вторым в личной гонке на 10 км классикой, и вместе с Евгенией Кравцовой, Анастасией Казакул и Евгением Дементьевым мы выиграли эстафету.

— Это была смешанная эстафета?

— Да, все этапы — свободным стилем, я бежал 4-й этап. Мне передали эстафету первому, в 16 секундах за мной был норвежец, который меня очень быстро достал, и вся борьба у нас с ним шла на финише. И выиграл я, думаю, за счет лыж, потому что финишный поворот я пошёл по большому радиусу, а он шёл по малому радиусу, и всё равно я его обыграл — на финише у него просто не было шансов.

В 2000-м году я попал в юниорскую сборную России, в команду Юрия Викторовича Бородавко, с которым мы работаем уже пятый год. И с ним ко мне в том же году пришёл первый заметный успех. Это было на юниорском чемпионате мира в Польше в 2001 году — там мы выиграли эстафету, а в личной гонке я был седьмым. В 2002 году у нас на юниорском чемпионате случился небольшой провал, а в 2003 году я защищал честь страны на всемирной Универсиаде в Италии — там я выиграл "десятку" классическим стилем, и мы были первыми в эстафете.

— По-моему, у вас в активе есть и подиумы этапов Кубка мира?

— Да, после Универсиады 2003 года вместе с Юрием Викторовичем Бородавко и вместе со всеми ребятами мы повысили свой ранг и стали уже членами национальной сборной команды России. И в прошлом сезоне на своём первом зарубежном этапе Кубка мира в Куусамо я занял 6-е место, а через две недели был вторым в Давосе. Обе гонки — "пятнашка" классикой. И также в Лахти в прошлом году вместе с Василием Рочевым мы выиграли спринтерскую эстафету.

— Подождите, я что-то запутался — он же вроде бы с Алыповым выиграл эту эстафету?

— Это они выиграли в этом году, а я говорю про прошлый сезон. Мы с ним выиграли эстафету классикой, а они с Ваней выиграли коньком.

— А вам больше классика нравится?

— Да, у меня лучше получается классика. Хотя вот здесь, в принципе, неплохо получилось и в дуатлоне, то есть коньковую часть дистанции я тоже отработал хорошо.

— Как получилось, что вы оказались лучшим среди наших спортсменов в этой гонке?

— На самом деле я думал, что мы будем идти вместе с Евгением Дементьевым, потому что он в этом сезоне довольно неплохо себя чувствовал в этой дисциплине — например, был шестым в Валь ди Фиемме. Там он показал очень хорошую скорость именно на первой, классической части дистанции. И поначалу здесь, в Оберстдорфе, так и было. Но круг здесь очень тяжелый, и Жене, может быть, чуть-чуть не хватило технического мастерства, или, может, что-то у него с лыжами было, возможно, они чуть похуже держали, поэтому он отстал от меня на классической части дистанции где-то на 30 секунд. И уже на коньковой половине я попал в группу с довольно сильными спортсменами и старался держаться с ними, а на последнем подъёме даже от них и убежал.

— А я слышал иную версию — что Дементьев более рослый, более крупный спортсмен по сравнению с Панкратовым, и ему Цахкадзор дался тяжелее. А вы парень легкий, горы переносите легче, и вы после Цахкадзора, образно говоря, меньше провалились в "яму", и вам легче дались эти отборы в Цахкадзоре.

— Может быть. Хотя я в Цахкадзоре бежал и коньковую гонку, и классическую "тридцатку", а Женя выступил только в свободном стиле. Может быть, вы и правы, и горы действительно повлияли на него сильнее. Но я думаю, что с каждым стартом он будет сейчас прибавлять, и мы сегодня с вами видели, что он постепенно набирает форму.

— Николай, а перед этой эстафетой Юрий Викторович ставил перед вами какие-то конкретные задачи?

— Чтобы непременно завоевать медаль, такую задачу, я думаю, ни один здравомыслящий тренер ставить не будет. Конечно, где-то в душе очень хотелось сегодня попасть в тройку призёров. Потому что так долго Россия в мужских эстафетах не была на пьедестале. Но на самом деле немного и побаивался. Всё-таки первый чемпионат мира, первая эстафета на чемпионате мира, и такой ответственный — первый этап.

— Когда вы узнали, что вам предстоит бежать первый этап?

— Да, в общем-то, я знал об этом заранее. Потому что на этапах Кубка мира я только первый этап и бегаю. Хотя раньше постоянно бегал второй этап, у нас в Свердловской области стартёром всегда был Иван Алыпов. Но так получилось, что сейчас в команде — я стартёр. Конечно, небольшое волнение было и вчера, и сегодня перед гонкой. То есть боялся именно не пропустить рывок, ждал, когда будет атаковать норвежец, думал, что, скорее всего, именно норвежец будет в этот тяжелый подъем атаковать. Так, в принципе, всё и получилось.

— А как именно сложился для вас эта гонка?

— Первый круг все прошли довольно спокойно, потому что экономили силы, знали, что ещё два раза идти в этот километровый подъём, а это очень тяжело. Поэтому после первого круга, как все могли видеть, на стадион первым выкатился канадец. Конечно, его после этого сразу же обогнали, и уже со второго круга резко повысили темп. И сразу же организовалась группа в 5 — 6 человек — норвежец, россиянин, итальянец, немец и, по-моему, американец. На третьем круге я уже примерно представлял силу соперников, даже сам на некоторое время вышел вперед, на подъёме немного повысил темп. Потом уже инициативу перехватил итальянец, и мы в таком довольно хорошем темпе закончили свой этап, и вчетвером, получается, создали неплохой задел от тех же французов, шведов… А дальше надо было надеяться на Василия и других ребят.

— А что вы делали после того, как закончили свой этап?

— Оделся и пошёл в комментаторскую кабину к Кондрашову.

— О чём рассказывали?

— Рассказал, как бежал сам и комментировал бег Василия.

— Вы комментировали картинку на экране телевизора, или смотрели на стадион?

— Нет, комментировал, глядя на монитор.

— Когда вы поняли, что "серебро" потеряно?

— Так только на финишной прямой и понял. Мы следили за гонкой на стадионе по экрану, и было видно, что когда Большаков уходил на спуск, у него было четыре, или даже пять секунд преимущества перед Тайхманом, а на стадион они выкатились вместе. То есть или лыжи ему приготовила их сервисная группа не лучшим образом, или уж не знаю…

— А Коле отдельно от вас готовили лыжи?

— Да, Грушин готовил.

— Думаете, они промахнулись со смазкой?

— Я думаю, что дело не только в смазке. Было видно, что у Коли сегодня состояние не такое хорошее, как в начале чемпионата. Но я считаю, нам всё равно повезло, что Дзордзи не так уж силён был сегодня, а то, если бы он приехал с Тайхманом, мы бы точно остались сегодня без медалей — было бы очень обидно.

— Какие планы на оставшуюся часть чемпионата?

— Мы с Дементьевым хотели выступить в спринтерской эстафете — думали, что можно будет, как на этапах Кубка мира, выставить по две команды от каждой страны. Но на чемпионате мира, как оказалось, от каждой страны может участвовать только одна команда, а у нас есть вполне боевой первый состав — Алыпов и Рочев. Будем за них завтра болеть и готовиться к пятидесяти.

Василий РОЧЕВ:

…НОРВЕЖЕЦ «ПОДЁРГАЛ»?! НЕ ТО СЛОВО! МЫ СПРИНТОВАЛИ С ЭСТИЛОМ ВЕСЬ ПОДЪЁМ С НИЗА ДО САМОГО ВЕРХА, ТО ЕСТЬ ПОЧТИ ПОЛТОРА КИЛОМЕТРА ВВЕРХ! И ПОСЛЕ ЭТОГО ФРОДЕ НАЧАЛ ЗАГРЕБАТЬ РОГАМИ СНЕГ

— Василий, признаюсь, не ожидал увидеть вас сегодня на старте эстафеты.

— Сегодня? Да вы что?!

— Серьёзно, я был уверен, что Рочева поберегут для спринтерской эстафеты, где у России есть неплохие шансы, а в мужской эстафете, как мне казалось после первых двух дней чемпионата, нам ловить просто нечего, так что не было смысла зазря "сжигать" лидера…

— Нет, так и планировалось: спринт, эстафета и спринтерская эстафета. Все были в курсе, и никаких других вариантов и не рассматривалось.

— Ну, значит это мои личные домыслы. Хорошо, а почему второй этап? Вы сейчас сильнейший, лидер, не было ощущения, что нужно бежать четвертый этап?

— Были такие мысли и у тренеров — поставить меня на 4-й этап, потому что в ситуации, когда надо разбираться на финишной прямой, сильный спринтер может и место, и даже два отыграть. Но я спросил у тренеров: а вы не забыли, что до финишной прямой надо ещё 9.800 метров гонки пробежать? А я в коньке не настолько силён, 22 место в первой гонке мне каким-то чудом удалось занять. Так что пришли к единому мнению, что мне надо бежать второй этап классикой. Но сегодня расстановка по этапам, мне кажется, была правильной. То есть эстафета была просчитана идеально. Минутный запас после второго этапа — я такого ещё ни разу не видел. И если бы наших конькистов — Колю и Женю — сегодня поменять местами, то мы могли запросто остаться вообще без медалей. А так, Женя Дементьев тоже выдержал, хорошо прошёл свой этап, Коле оставалось только доехать… Но мне кажется, уж кто сегодня больше всех отработал — так это Коля Большаков, потому что на самом деле он просто рухнул после финиша, и мы его откачивали потом минут 15.

— А что случилось с Колей — лыжи, или самочувствие — в "яму" попал?

— Мне кажется, самочувствие. Хотя, наверное, и психология немного сыграла свою роль. Плюс лыжи. То есть всё вместе навалилось.

— А лыжи у него неудачно сегодня работали?

— Если сравнивать с теми, с кем он бежал на этапе, то лыжи работали немного хуже, чем у Хофстада или того же Тайхмана.

— А как вы с Эстилом бежали свой этап? Пытался он уйти от вас, совершал какие-то рывки, выходили ли вы вперёд?

— Первый круг мы шли вчетвером, ещё шли немец и итальянец. Но мы его прошли, честно говоря, почти шагом. И хотя мы двигались еле-еле, мне, во всяком случае, так казалось, я где-то к концу первого круга перед спуском на стадион повернул голову назад и увидел перекошенные лица немца и итальянца. Ещё подумал: эге, ребята, ещё два круга бежать, вы что (смеется)? И, естественно, в начале второго круга они начали потихонечку отваливаться, и где-то в самой высшей точке на втором круге я ещё раз повернул голову и увидел, что сзади никого уже нет. Второй круг более или менее спокойно, без рывков, мы с Фроде докатились, а вот на третьем круге — тут оно и началось. Эстил думал, что он такой гигант классики, и что ему нет равных…

— Но он подёргал вас?

— Подёргал?! Не то слово! Мы спринтовали весь подъём с низа до самого верха, то есть почти полтора километра вверх!

— То есть он "мочил" на полную катушку?

— Да, вот там основной разрыв от остальных мы с ним и сделали. И после подъёма он, естественно, начал, как у нас, у лыжников, говорят, загребать рогами снег (смеется).

— То есть наелся?

— Ну да. А потом уже и я дёрнулся разочек — перед финишным спуском там есть небольшой подъемчик, и вот на этом подъемчике я дёрнулся, попробовал от него уйти, он даже немного подотстал, но на спуске потом наехал всё равно. То есть так вот мы и прошли третий круг — сначала он молотил весь подъем, потом я несколько раз дёрнулся, и в итоге мы после двух этапов привезли минутный отрыв от третьей команды.

— Отработали на равных?

— В общем, да. Хотя, справедливости ради надо сказать, что большую часть я шел, конечно, за ним.

— А какие чувства вы испытывали на 4-м этапе?

— Конец третьего и начало четвертого этапов я просидел в комментаторской кабине, у Андрея Кондрашова, и оттуда и следил за происходящим. Коля Большаков сначала пошёл вполне нормально, я бы не сказал, что там был какой-то повод для волнения, а вот потом началось: после первого круга на стадионе уже был отрыв, и потом пошло, пошло, пошло, и я тоже, как и вы, с замиранием сердца следил за этим финишным спринтом Тайхмана. Ну, обидно, конечно, очень обидно. Но ничего не поделаешь, мы ведь, честно говоря, в этот момент уже начали следить за итальянцами, как бы ещё и они нас не накрыли, а то бы вообще остались без медалей. Но было видно, что Коля сегодня терпел, он терпел больше всех, перетерпел всё, и мне кажется, последние 7 или даже 8 километров дистанции он шёл уже не знаю на чем, уже через себя, через не могу.

Евгений ДЕМЕНТЬЕВ:

…ЧТО-ТО Я БЫЛ В ТАКОМ ВОСТОРГЕ ОТ ТОГО, КАК У НАС ВСЁ СКЛАДЫВАЛОСЬ, КАК БЕЖАЛОСЬ. И ВДРУГ, БАЦ, НА ЭКРАН ГЛЯЖУ — А КОЛЯН ТЯЖЕЛО ИДЕТ

— Нам хотелось бы рассказать читателям журнала о том, кто такой Евгений Дементьев. Я, например, про Дементьева знаю только то, что была какая-то феноменальная гонка на чемпионате мира среди юниоров, где вы лидировали, много выигрывали, потом заголодали и в итоге отдали верную победу, финишировав третьим. Расскажите, пожалуйста, о себе в двух словах.

— Я из Ханты-Мансийска, большинство, наверное, знает, что я живу сейчас там. Родился в Ханты-Мансийском автономном округе, в 400 километрах от самого Ханты-Мансийска, в посёлке Таёжный.

— Какого вы года рождения?

— 1983, 17 января исполнилось 22. Как раз мы летели из Чехии в Цахкадзор, то есть целый день были в дороге, и мой день рождения в дороге и отметили. Первый тренер — Ухов Валерий Павлинович, между прочим, сейчас он здесь, в Оберстдорфе. Приехал он вместе с моим отцом и главным тренером округа. Сейчас я постоянно под контролем Юрия Викторовича Бородавко, уже пятый год. Вот как он меня взял старшим юношей в юниорскую команду, так до сих пор я с ним и работаю. В юниорах я был трехкратным чемпионом мира, одна бронзовая медаль, и вот теперь — первая медаль с большого чемпионата мира.

— Насколько я знаю, вы призёр этапов Кубка мира?

— Да, в том году мне повезло один раз (смеётся).

— А ему до Нового года вообще везло, он бывал на этапах пятым, шестым, седьмым, — подключается к разговору кто-то из Жениных приятелей, сидящих в комнате. — Просто везло парню, и всё (все смеются).

— И каким вы были в той гонке, в которой вам, как вы выражаетесь, повезло?

— Вторым, и это было, как сейчас помню, в Швеции, на родине Пэра Элофссона.

— Конёк?

— Нет, как ни странно, классика. Для меня самого удивительно, но все мои лучшие результаты пока классические — чемпионом мира среди юниоров в индивидуальной гонке стал классикой. В мужской спорт пришел, на этапе Кубка мира опять отметился именно классической гонкой.

— А вообще у вас конёк лучше идет?

— Вообще, вроде бы да, считалось, что конёк. Но сейчас для меня, практически, что классика, что конёк — я способен нормально выступить любым стилем. Правда, пока "полтинник" классикой не бегал, у меня всего два "полтинника" в жизни было — в прошлом году я в первый раз в жизни бежал пятьдесят в Холменколлене.

— Жень, я тут слышал (не буду говорить, от кого), что высота в Цахкадзоре очень по-разному сказалась на спортсменах сборной. Говорят, что Коля Панкратов — парнишка лёгкий, и он очень хорошо переносит высоту. И ему в Цахкадзоре всё было — как с гуся вода. А вот вы человек более крупный, и вам эта высота далась тяжелее. Насколько все это соответствует действительности?

— Не знаю, я бы так не стал говорить, потому что я высоту довольно хорошо переношу. Например, мы контрольную бежали за три дня до отборочных соревнований, и я её выиграл — для меня в этот день подъёмов как будто вообще не существовало. То есть у меня состояние было во время подготовительного периода очень хорошее. Потом Юрий Викторович говорил, что я, может быть, более интенсивно, чем надо, катался после контрольной, то есть в период до первого отборочного старта. Может, это всё наложилось, не знаю, но я чувствовал себя в Цахкадзоре хорошо.

— Но, тем не менее, как вы сами для себя оцените выступление здесь на первой дистанции — как провал, успех?

— По идее, как бы, для моего возраста… Это мой первый чемпионат мира, Прокуроров на своём первом чемпионате мира был 27-м. А на следующий год стал олимпийским чемпионом.

— Но мы-то знаем, что Дементьев — уже призёр этапов Кубка мира, нас двадцать седьмыми местами не утешишь, мы рассчитывали на большее…

— Да нет, мы и сами очень надеялись на этот чемпионат. Со своими результатами, показанными до Нового года, мы настраивались только на борьбу, не было никаких других планов. То есть мы все сюда приехали за чем-то, не просто отметиться.

— Жень, ладно, без дураков, положа руку на сердце, вы удовлетворились своим 23-м местом, или всё-таки расценили его как провал?

— Ну, как бы, да, меня успокаивали в основном. Мы в команде много разговаривали, общались, мы нашли, в чём были наши ошибки, почему провалились на первых дистанциях.

— И в чём были эти ошибки?

— Их много, но я не буду сейчас говорить об этом, о таких вещах пусть говорит тренер.

— Хорошо, а после таких обескураживающих первых дней, когда вы сегодня выходили на эстафету, вы рассчитывали, что будете так красиво лидировать на протяжении трёх этапов, норвежцев дёргать, нервировать?

— Мы ещё с прошлого года в эстафетах регулярно отмечались, постоянно боролись. Если мы выходили на эстафету, мы знали — бороться будем за медали, потому что надеялись все-таки, что удача к нам повернётся… Сколько нас до Нового года обижали французы, но мы всегда думали — лучше пусть нас на этапах обижают, лишь бы в Оберстдорфе по-другому было.

— Но вы очень эффектно выглядели на первых трех этапах. Было такое ощущение, что команда приехала с высоты, куда-то там упала, а потом — словно бы вы откуда-то выбираетесь, из какой-то ямы. И сейчас — вот она, команда, вот она звенит, ребята все приходят в форму. Есть такое ощущение?

— Да, есть. Потихоньку выбираемся.

— А как складывалась на этапе эстафеты ваша борьба с Бергером?

— Я первый круг шёл за ним, мне казалось, что он идёт тяжело, я за ним шёл очень легко. Думаю, на втором круге на макушке дёрнусь, если он отстанет, то попробую уйти в отрыв. И вот я дёрнулся, натянул, но оторваться так и не сумел, но при этом и себя как бы "подгрузил". А он, видимо, на первом круге специально шёл не очень сильно, с запасом. И вот эту последнюю макушку на последнем круге он прошёл очень сильно, чуть-чуть оторвался. То есть я ничего не прозевал, просто он прошёл её сильнее.

— А с какими чувствами вы наблюдали за последним, четвертым этапом?

— Когда я поднялся в комментаторскую кабину…

— Вас всех, что ли, приглашали в комментаторскую кабину?

— Да. Когда я надел наушники, и Андрей Кондрашов задал мне несколько вопросов, я ответил на них, и что-то я был в таком восторге от того, как у нас всё складывалось, как бежалось. И вдруг, бац, я на экран гляжу, а Колян тяжело идет. И у меня сразу словно бы дар речи пропал, я говорю, извините, я не могу. И пошел вниз к пацанам, потому что, по правде говоря, я не мог ничего в этой ситуации сказать.

— Расстроились?

— Не то, что расстроился, но как бы… Очень хотелось медаль, а тут она у нас на глазах уплывала. Такое чувство было…

— Но вы молодцы, я наблюдал за вами на финише, вы хоть встретили его.

— Нет, но он терпел, он же не специально вот так взял и тихо поехал. То есть каждый в команде, как бы мы ни бежали, боролся до конца. А Колян вытерпел, он молодец. Он упал на финише, мы его подняли, он ног под собой не чувствовал, он не мог на них даже опереться.